Мюррей Лейнстер - На суше и на море 1960

— Не проворачивает! Что-то накрутило на винт!..

Катер недвижимо покачивался на волнах, течение и ветер сносили его на юг, к проливу. Силуэт неизвестной шхуны растворился во мгле. Неужели это опять «Хризантема»?

«Счастливо оставаться! Счастливо оставаться! Счастливо оставаться!» — затихая, издевался «Симомото».

— Милешкин, — позвал старшина — приготовиться к спуску за корму!

«Если скоро не управимся — течение утянет в пролив».

— Есть! — Милешкин вырос перед рулевой рубкой.

«Боится, — понял Атласов, — Может, лучше послать Кирьянова?.. Нет, Петр все же поопытнее…»

— Раздевайся, давай все сюда.

Милешкин поспешно скинул брюки, форменку, бескозырку, ботинки, бросил все через окно в рубку.

Оставив вместо себя у штурвала Кирьянова, Атласов обвязал Милешкина под мышками тросом, закрепив другой его конец за буксирный кнехт [12] Кнехт — железная тумба для крепления канатов. .

— Наверное, на винт намотало сети. Освободить, — сказал Игнат, передавая Милешкину кортик, — Быстренько!..

Петр не хуже старшины понимал, что если течение втянет беспомощный катер в пролив, то стремительные водовороты разобьют его о скалы. Однако, перебросившись за борт, он в страхе прижался к нему: «А вдруг поблизости рыщут акулы?..» Холодная волна окатила по пояс. Петр вздрогнул и уцепился за планшир еще крепче.

— Ныряй, ныряй! Раз-два — и порядок! — подбодрил Атласов.

Он тоже вспомнил сейчас про «морских прожор», как зовут акул на Камчатке. Чаще всего они охотятся за пищей именно ночью и не в одиночку, а целыми стаями. Отец рассказывал Игнату, что однажды огромная полярная акула облюбовала их рыбацкий кунгас и, разгоняясь, несколько раз с чудовищной силой ударяла в днище, стараясь опрокинуть лодку. Игнат и сам видел пойманную на перемет акулу. В желудке у нее нашли остатки двух тюленей, с десяток топориков, щупальца осьминога и чуть ли не полтонны сельди и множество всяких костей. Ее вытащили на палубу шхуны, выпотрошили, а она все еще била хвостом, судорожно разевала громадную пасть и беспрерывно мигала веками. Жуть!.. А зубы… Сотни треугольных зубов с зазубренными краями, длиной в четыре-пять сантиметров…

Собравшись с духом, Милешкин разжал пальцы и скользнул в воду. От страха он забыл набрать в легкие побольше воздуха и не смог поднырнуть к винту. Чувствуя, что вот-вот задохнется, Петр оттолкнулся ногой от пера руля и пробкой вылетел на поверхность. Новая волна ударила его головой о корпус катера, и что-то острое полоснуло по правому бедру.

— Спасите! — в отчаянии выкрикнул Петр.

Атласов с трудом выволок обмякшего, перепуганного парня на палубу.

— Акула цапнула! — едва выговорил Милешкин.

— Где? — встревожился старшина, включил электрический фонарик, осветил Петра, все еще сжимавшего в руке кортик.

На бедре Милешкина кровоточила неглубокая ранка.

— Сам порезался, — догадался Атласов, — Герой! Перевяжись и одевайся… Кирьянов, приготовиться!..

Выждав волну, Алексей прыгнул за борт. Чтобы не швырнуло о корпус, он, по совету старшины, немного отплыл от катера и лишь после этого, приноравливаясь к ритму волн, нырнул под корму.

На лопастях и на валу винта были туго намотаны трос и обрывки сетей.

Так Алексей нырял и нырял, сбившись со счета. Не каждый раз ему удавалось перерезать витки троса, но его неизменно ударяло о железный корпус то плечом, то локтем, то головой, то грудью. Рассчитать невидимые волны было трудно, и одна из них так крепко стукнула его головой, что он было потерял сознание.

Постепенно мотки перерезанного троса ослабли, и Алексей начал стаскивать их с вала.

Несмотря на июль, вода была холоднущая, все тело будто сковало ледяными обручами. Выныривая на миг на поверхность, с жадностью вдыхая воздух, он не однажды хотел крикнуть: «Вытаскивай!» И опять нырял и нырял.

Еще один моток, еще один моток, еще…

Когда наконец-то Алексея вытащили на борт, он не сразу смог встать.

— Иди в машину, отогрейся, — с напускной строгостью приказал Атласов. Он едва удержался, чтобы не расцеловать Кирьянова: «Настоящий парень, не чета Милешкину!..»

— Здорово тебя наколотило! — запуская движок, пробормотал моторист Степун.

Алексей был весь в ссадинах и кровоподтеках.

Движок облегченно вздохнул и через несколько секунд зарокотал…

Под утро над океаном поднялся туман, и ПК-5 чуть было не потопил плоскодонную рыбацкую лодку-кунгас, проскочив в каком-нибудь полметре от ее носа. Лодка закачалась. Четверо ловцов вскочили с банок, испуганно загалдели.

Алексей успел зацепить кунгас отпорным крюком и подтянул к борту катера.

«Японцы», — узнал Атласов по гортанным крикам.

Включив прожектор, пограничники увидели, что кунгас почти до краев наполнен серебристой, еще трепещущей горбушей.

На легкой волне, обозначая линию открылка ставного невода «Како-Ами», покачивались стеклянные шары — наплава. ПК-5 медленно пошел вдоль открылка, и из тумана возникали все новые и новые шары.

Не может быть, чтобы один кунгас установил такой громадный невод!..

— Сколько вас? — склонясь через фальшборт, спросил старшина у ловцов.

— Не понимая! — прищурившись от яркого света, покрутил головой верзила в парусиновой куртке, в повязанном по-бабьи синем платке.

— Сколько у вас лодок? — растопырив пальцы, строго повторил Атласов.

Верзила учтиво поклонился, ткнул себя в грудь, показал пальцем на остальных ловцов.

— Два и два и есть четыре.

— Кунгасов сколько? Кунгасов?

Для убедительности старшина стукнул по планширу кулаком.

— Одина кунгас, — закивал долговязый, — Вероятно, он был старшим.

«Что с ними, пройдохами, делать? Забуксировать?..»

Тут-то Алексей Кирьянов и предложил Атласову свой план. Он посоветовал не буксировать нарушителей, а отобрать у них весла и паруса и привязать лодку к неводу. Без весел и парусов ловцы никуда не денутся — побоятся, что утянет в пролив. Тем временем катер пойдет вдоль линии наплавов.

— Они не одни, наверняка не одни, — убежденно сказал Алексей…

Спустя полчаса на палубе ПК-5 громоздились уже целая куча парусов и груда весел. Десять кунгасов с сорока ловцами покачивались на привязях у ловушки и открылков невода.

Атласов впервые видел такой гигантский «Како-Ами» — сеть протянулась больше чем на два километра.

Но старшина не мог, конечно, знать тогда, что такие же громадные ставные невода были одновременно поставлены в нескольких местах, перекрывая путь в проливы спешащим на нерест лососям. То был широко задуманный наглый хищнический налет…

Рассказывая мне во время рейса к мысу Сивучий о событиях памятной июльской ночи, главстаршина умолчал, однако, что события те не ограничились задержанием десяти кунгасов с сорока ловцами и что в ту же самую ночь (когда Алексей Кирьянов доказал хищникам, что дважды два — сорок!) приключилось еще одно происшествие, о котором я узнал позже из копии донесения командира мор-погранбазы острова Н. на имя командования.