Александр Карнишин - Вся наша жизнь [Сборник; СИ]

— Ты глухой? Похоже, мне надо позвать кого-нибудь другого! — сделал, было, старик движение к двери.

— Все, все, Старый, я слушаю. Я выполню.

— Выполнишь, выполнишь. Куда ты денешься? — проскрипел Старый. — К свободным настоящего хранителя не пошлешь. Все хранители — враги свободных. Так?

— Так, — кивнул Лекс. Еще бы не так! Хранители только со свободными и воевали все время. Сельские приезжали торговать, и еще когда нужны были лекарства, или когда нужен был учитель, и даже не пытались хоть раз как-то прищемить хранителям хвост, А патруль наведывался пару раз, но после стычки, когда им пришлось уносить ноги через бурелом, бросая оружие, патрульные больше не показывались на ничейной земле.

Да и было это очень давно. Так объясняли в школе.

— А ты — пока не хранитель. Ты ведь не сдал еще экзамен. Так?

— Ну, так, — помрачнел Лекс. Он очень не любил, когда ему напоминали об этом. Сдаст он этот экзамен, сдаст. Его учили лучшие хранители.

Караульные первого отряда передавали ему свой опыт. Значит, летом экзамен будет сдан.

— Ты рожу-то не криви, не криви. Ты — не хранитель. Еще не хранитель. И крови между тобой и свободными — нет. Так? В общем, слушай задание… Задание оказалось совсем пустяковое. Но при этом страшное. Идти надо было к свободным почти без оружия и без сопровождающих. Правда, в зачет испытания. Правда, по оговоренному маршруту. Старый сказал, что свободные будут его ждать. Что-то слишком много свежей паутины слева. Лекс присмотрелся, и ему показалось, что в глубине кустов, покрытых белыми от росы сетями, видны глаза огромного паука. Пауков он не любил. Их учили, что паук полезен, но опасен. Учителя вбивали в голову только необходимую информацию. Шесть ног — насекомое. Насекомые не опасные, но вредные. Все насекомые — вредные. Пользы от них нет. Восемь ног — паук. Паук полезен, потому что там, где пауки, не пройдет чужой.

Опять же, мелкую вредную живность и насекомых пауки отлавливали успешно. А опасен… Что тут думать, когда вон, под кустом, свиток серой паутины величиной, пожалуй, с крупную собаку. Придется взять правее, почти по границе той низкой травы. Еще шаг. Остановка. Еще один… Лекс остановился, как будто уткнулся лицом в стену. Все. Пришел, похоже. Он взглядом мазнул по кустам влево, вправо, прислушался еще раз к изменившемуся птичьему граю, и начал медленно расстегивать плащ. Вот плащ лег на землю. За ним упал ремень с мечом и ножом.

Потом Лекс сел на плащ и стянул сапоги. После этого встал на колени и развел руки в стороны, показывая, что он безоружен и безопасен.

Осталось ждать. Так он мог стоять долго. В хранилище учили стоять так с грузом в каждой руке, как будто с оружием, как будто в карауле. А без груза он мог простоять до вечера. Но зачем — до вечера? Он был на нужном месте. Об этом говорило ему чутье. Откуда-то вдруг пахнуло крапивным запахом. В лесу — крапива? Крапива — это человек! Где-то в засаде свободные. Говорили ведь не раз, что они вываривают в крапиве всю одежду, чтобы перебить запах дыма от костров. И вот теперь они наверняка видят его, а он их — нет. Лекс опустил глаза и стал рассматривать коричневую полу плаща, на которой стояли его колени. Сзади с двух сторон от темной дорожки его следов с тихим шорохом осыпающейся с одежды земли и травы поднялись две фигуры. Лекс задержал дыхание. Сзади! Он прошел мимо и ничего не заметил!

Но и впереди тоже поднялся человек с арбалетом, направленным ему в грудь. «Арбалет?» — мысли метались, как паучьи детеныши, когда подожжешь паутину. Однажды они так расчищали путь с приятелями на практике.

Правда, потом им устроили за это учебный бой и сильно побили. И объяснили, что пауки — полезные, а паутину жечь нельзя. «Арбалет? Но почему же — арбалет? Почему не лук? Сырость ослабит заранее натянутую тетиву арбалета… А бесшумно в засаде арбалет не зарядишь… Лук в схроне лучше… Или они только что залегли в засаду? Свободные знали его маршрут! Они ждали именно его!». Лекс попытался выдохнуть. И не смог. Глухо кашлянув, он упал лицом в свой плащ, руки его еще пытались приподнять туловище, еще скребли по земле, по коже плаща, но все медленнее. Глаза его закрылись, и стало темно.

Бродяга утром вышел к селу с юга, из леса, что было само по себе странно и не понятно: лес — царство свободных. Подошел на расстояние, с какого уже можно было его подстрелить, но только очень меткому стрелку. Бросил на землю какую-то дерюгу и спокойно сел, рассматривая село. Туман уже ушел, но роса на траве еще держалась. Утреннее солнце ярко светило с синего безоблачного неба, обещая хорошую погоду днем.

«Бабье лето», — говорили старики. Да, какое оно лето, если все равно в куртках и плащах? Ожидание не затянулось. Вскоре из села вышли трое. Двое остановились на расстоянии успешного выстрела, подняв арбалеты к плечу, один подошел поближе, но встал сбоку, чтобы не мешать своим, если что, но и не слишком близко, чтобы даже в два прыжка не достать его.

— Кто ты?

— Странник, — спокойно ответил бродяга, поднимаясь на ноги.

— Откуда ты?

— С юга иду, — махнул он рукой назад.

— Есть новости?

— Смотря, что считать новостями…

— Как ты смог пройти через лес?

— Прошел, вот…

— Назовешь свое имя?

— Зовите меня Найф. Здоровенный дружинник с рогатиной в руке помолчал, рассматривая его в упор. Но не как предмет какой-то смотрел, не как на мебель смотрят или инструмент какой, а скорее, как на неизвестного и от того опасного зверя.

— …Нехорошее имя. Не наше. Жди. Не торопясь, сделал два шага спиной вперед, отступив еще дальше от неизвестного, а потом повернулся и быстро пошел к деревне.

Стрелки остались, только присели на корточки, не сводя глаз и арбалетов с бродяги. Староста, вызванный к околице гонцом с поста, щурился, закрывался широкой ладонью от низкого еще, бьющего почти прямо в глаза солнца.

— Ну, что он говорит?

— Он с юга, староста. Идет один. Как прошел лес — неизвестно. И еще он назвал свое имя. Найф, — и дружинник со значением посмотрел в глаза старосте.

— Вон, как оно. Найф, значит… — и помолчал недолго. — Эх, если бы не с юга…

— Да. Если бы не с юга. Но — имя, староста. Нехорошее имя. Ты решай.

— Ну, что ж. Придется говорить. Приведешь его в крайнюю избу. С опаской, с досмотром проведешь. Староста махнул рукой, подзывая мальчишек, всегда болтающихся неподалеку.

— Эй, сбегайте за лекарем, быстро… Через пять минут ожидания от околицы к неизвестному двинулись еще два арбалетчика и идущий между ними невысокий лысый человек с добрым на вид морщинистым лицом.

— Ну, раздевайся, мил человек, — улыбнулся подошедший, пока уже четверо арбалетчиков перемещались, стараясь встать так, чтобы Найф оставался всегда под прицелом. Тот как будто не замечал нацеленных на него стрел с железным наконечником, пробивающим вблизи даже дощатый щит.