Рома Ньюман - Психокинетики

– Ты не поверишь, – хмыкнул Громов. – Кто-то выкуривает Сухого. Ребята докладывают о диверсии.

Малахов задумчиво поправил очки.

Кравчук взбежал на второй этаж, пинком распахнул дверь в кабинет Сухоставского.

Всеволод Петрович стоял возле дорогого стола. Его пепельные волосы были растрепаны, на широком лице читался едва контролируемый страх. Но при этом политик изо всех сил пытался держаться подобающим образом.

– Ты хоть знаешь, в чей дом ты вломился, сынок? – угрожающе прошипел он.

Александр одним движением снял с головы маску. Открывшееся лицо налетчика заставило Сухого испугаться по-настоящему сильно.

Жесткое, с плотно сжатыми губами и пылающими тьмой глазами. Сухоставский ясно понял намерения своего недавнего протеже.

Отбросив образ контролирующего все и вся хозяина жизни, Всеволод Петрович поднял ладони в примирительном жесте.

– Саша, я клянусь: меня заставили! Они угрожали моим родным. Сам бы я никогда…

Черной молнией Кравчук пересек помещение, схватил Сухого за запястья и крепко сжал. Послышалось шипенье. Из-под его пальцев к потолку потянулись тонкие струйки дыма. В воздухе запахло паленой кожей. Глаза старика расширились от нестерпимой боли, он истошно заорал.

Кравчук толкнул Сухого. Тот рухнул кресло, выставив руки перед собой. На запястьях отчетливо виднелись сильнейшие ожоги, форма которых повторяла контуры пальцев Кравчука.

– Ты на кого мясников натравил, мразь?! – заорал Александр. – Они угрожали моей матери! Ты что, не знаешь меня?! ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ МЕНЯ, ТВАРЬ?!

Кравчук ударил кулаком по столу из красного дерева – взорвались стекла на окнах, по левой стене комнаты проворно побежали дорожки пламени.

– Господи боже… – ужаснулся Сухоставский, пытаясь инстинктивно закрыться опаленными руками.

– Нет! – покачал головой Кравчук – Здесь его больше нет!

Он схватил Сухоставского за грудки, сильно встряхнул.

– Здесь есть только я! – орал молодой человек.

Огромных размеров стол мгновенно вспыхнул и был легко отброшен в сторону, к входной двери.

– И я говорю тебе: ты сдохнешь! Здесь и сейчас! Ты сдохнешь! Это – твой конец!

В черных глазах Кравчука больше не было ничего осмысленного. Последние уголки разума поглощали слепая ярость и сила огня.

– Ты сгоришь здесь, в своем доме . А потом я найду твоих родных! Твою дочь! Ты слышишь меня, старик?!

Пламя объяло внушительный книжный шкаф возле правой стены. Помещение быстро наполнялось дымом.

– Я испепелю всю твою семью! Я сожгу их останки!

Сухоставский беспомощно мотал головой.

– Нет, пожалуйста! Они не при чем! Умоляю тебя! Дай мне все объяснить!

В его облике больше не осталось благородной стати и важности.

Сейчас мужчины сбросили оковы повседневных образов, встав лицом к лицу со своей сутью.

Внезапно глаза Всеволода Петровича округлились.

Сухой раскрыл рот, пытаясь сделать очередной вдох, – и не сумел. Получилось нелепое кряканье. Его больное сердце не выдержало физических и эмоциональных нагрузок. Политик дернулся – один раз, другой. А затем просто обмяк и сполз на дорогой ковер, меркнущими глазами уставившись в одну точку.

Александр растерянно смотрел на мертвое тело у своих ног. Все это выглядело настолько нелепо! Он так много хотел высказать, еще больше – сделать… но не успел осуществить и половины задуманного.

Старик умер. Не от языков пламени или ударов. Он умер от банального сердечного приступа, не ощутив и десятой доли той ненависти, которую питал к нему Кравчук.

Александр схватил тело за полы халата и, приподняв, громко заорал в лицо мертвецу. Это было выражением боли, страха, досады от невозможности отомстить.

Он кричал на пределе голосовых связок, а в гостиной, кухне, библиотеке и всех остальных помещениях дома вспыхивали столы, стулья, полки, шкафы, стены и потолки.

Дом полыхал изнутри, воспламененный силой, десятилетие подавляемой могучей волей.

Завеса дыма становилась непроницаемой. Едкое облако проникало в легкие, резало глаза Александра. Он закашлялся.

Выпустив мертвое тело из рук, Кравчук отшатнулся. Оказавшись на балконе, он машинально перемахнул через перила и спрыгнул на лужайку перед домом.

Поднялся на ноги, сделал несколько шагов, рухнул на колени. Его тело сотрясалось от тяжелого кашля. Пирокинетик жадно хватал ртом свежий воздух.

Александр ощущал сильнейшие судороги, охватывавшие его тело. Так трясет, когда пытаешься сдерживать по-настоящему сильные эмоции. Вот только Кравчук боролся не просто с эмоциональной разрядкой.

Вулкан проснулся. Крепкое тело Александра более не могло совладать с энергией, дремавшей в течение долгих лет.

– Господи, это безумие… – прошептал молодой человек, склонившись к траве. – Безумие…

Ломка становилась невыносимой. Кравчук достиг предела прочности.

– Безумие… это безумие…

В то время, когда подростком Сашка только начинал познавать пирокинез, он вывел для себя один очень важный принцип. Даже название придумал: « собрать фокус » или « взять в фокус ».

Суть данного принципа заключалась в следующем: если пирокинетическое воздействие выйдет из-под контроля и возникнет риск неуправляемого воспламенения окружающих предметов, необходимо сфокусировать всю свою волю на каком-то одном предмете, обрушивая силу огня на него и только на него.

Обычно таковыми объектами становились крупные изделия из цемента или безлюдные водоемы. Последние всегда можно было просто иссушить, выплескивая излишек энергии.

Сейчас же ситуация осложнялась тем, что излишек оказался колоссальным. А значит, для безопасного высвобождения требовалось либо озеро, либо по-настоящему крупное строение…

– Безумие…

Кравчук поднялся во весь рост, повернулся лицом к дому Сухоставского.

По фасаду текли огненные ручейки, оранжевыми удавами окольцовывая здание. Пожар охватил внутреннее убранство.

Из рабочего кабинета Сухого к ночному небу устремлялся вихрь густого дыма.

Кравчук сильно сжал кулаки. Он не представлял, что случится дальше.

Зверь сорвался с поводка .

Набрав полные легкие воздуха, Александр вновь закричал, более не пытаясь давить на тормоза.

Впервые за десятилетие он испытал внутреннюю свободу, отпуская абсолютно все, что было в душе.

Фургон оперативников ФСБ находился через улицу. «Ауди» Громова остановился возле него таким образом, чтобы иметь дом Сухоставского в поле видимости. Громов с Малаховым выбрались из салона, глядя на столб дыма, валивший с балкона на втором этаже. К ним подоспел темноволосый парень.

– Эдуард Евгеньевич, мы точно не определили, что происходит.

Это было не слишком перспективное начало доклада для генерала, но большего опер не мог сказать.