Курт Занднер - Сигнал из космоса. Роман

- Что же это такое? - повторил он свой вопрос чуть не умоляюще. Рот его полуоткрылся, с выразительного молодого лица исчезли всякие следы наигранного равнодушия и высокомерия; сейчас все его существо жаждало ответа на вопрос огромной важности.

- Я скажу вам, Крюгер, что это такое, - проговорил я и торжественным, патетическим жестом указал на темные звездные бездны, - эти звуки идут из космоса, со звезд. Вы, после меня, первый человек на Земле, кто их слышит.

Он вытаращил на меня глаза и некоторое время ничего не мог выговорить.

- Нет, невозможно… Но ведь это же… это… невероятно…- удалось ему в конце концов произнести так тихо, словно он боялся о подобных вещах разговаривать вслух. В правильности моего утверждения он - мне это было ясно! - ни на секунду не усомнился. Недоверчивость и скепсис испытанных ученых еще не коснулись этого молодого ума.

Я объяснил ему кое-что дополнительно, и минутой спустя он уже так освоился с этой мыслью, что его изумление перешло в восторг, свойственный лишь очень молодым людям.

- Доктор! Друг мой! Но ведь это же грандиозно! Черт возьми, нет… Это просто безумие какое-то! - с сияющими глазами выкрикивал он и размахивал руками.

Он даже настолько забылся, что изо всех сил хлопнул меня по плечу - фамильярность, которую я, учитывая его возбужденное состояние, принял с кроткой улыбкой. Потом он немного успокоился, еще раз послушал жужжание в наушниках, благоговейно глядя на звезды расширенными зрачками, словно пытаясь разглядеть неведомые существа, посылающие свои сигналы.

- Но как это называется, господин доктор? И от кого исходит? - спросил он.

- Этого я и сам еще не знаю. Теперь нам как раз и предстоит заняться выяснением этой загадки. Возьмите вторые наушники и точно отмечайте на бумаге все, что услышите. Посмотрите, как это делается. Вот моя вчерашняя запись. Не пренебрегайте ни единой деталью, фиксируйте каждый сигнал! - Я отдавал ему распоряжения со всей строгостью и деловитостью.

- Разумеется… пожалуйста… сейчас… все запишу… - Он был полон лихорадочного рвения. В его взгляде выражалось столько уважения к моей персоне, столько преклонения перед моим авторитетом, столько готовности угадывать мои желания по одному намеку, чтобы сделаться достойным доверия помощником, что сейчас, когда я об этом вспоминаю, у меня мучительно сжимается сердце. Казалось, он забыл, что такое усталость, и мы просидели с ним на чердаке до двух часов ночи. Плодом нашего ночного бдения была кипа листков, испещренных черточками, в которых я ориентировался все меньше и меньше. Уже в самом начале нашего опыта я убедился, что последовательность сигналов сегодня совершенно иная, чем накануне. Теперь шли, к примеру, такие комбинации:

7-14 8-16 6-12 14-28 26-56

с соответствующими паузами между ними. Хотя и в таких комбинациях можно было предполагать наличие какой-то системы, но мне эти сочетания представлялись еще беспорядочнее, нежели вчерашние. Загадка становилась все сложнее, все неразрешимее. Прежде чем переходить к дальнейшим расчетам и гипотезам, я хотел во что бы то ни стало выяснить значение этих сигналов, так как считал, что именно в них таится ключ к пониманию всего дальнейшего. Когда мы с Крюгером сопоставили наши записи - к двум часам по полуночи сигналы сделались слабее и почти перестали быть слышны,- я чуть не впал в отчаяние. Неужели я заблуждался и все объяснялось обычными процессами излучения различных объектов Галактики, то есть за сигналами не скрывалось ничего, кроме естественных явлений природы? И можно ли вообще разгадать эту загадку без помощи специальных аппаратов?

- Чему они должны соответствовать: буквам какого-то языка? Зашифрованному сообщению? Черт его знает, я здесь окончательно теряюсь…- С этими словами я показал Крюгеру мою вчерашнюю запись. - Видите, как это выглядело вчера. Совершенно по-другому! А между тем, несомненно, это те же самые сигналы.

Крюгер с минуту напряженно думал.

- И все же это остается грандиозным. А загадку мы непременно разгадаем! - воскликнул он с оптимизмом юности.

Из нас двоих он-то в конце концов и разгадал загадку. Пусть не сразу, но разгадал.

Многие часы вечерних бдений у моих аппаратов не сделали меня умнее. Было все то же: жужжащие звуки с определенными промежутками, с переменным числом знаков, долгими и краткими паузами между группами знаков… Я все записывал, насколько мог, точнее, но мало-помалу переутомление и систематическое недосыпание дали себя знать. Раз или два, незаметно для себя задремав у приемника, я в полудремоте мучился страшными сновидениями. Мне снились звезды, которые, наподобие исполинских светящихся шаров, катились в мировом пространстве; мерещились существа, похожие на чудовищных прозрачных медуз,они мчались верхом на электромагнитных волнах и насмешливо смотрели на меня горящими глазами… В испуге я просыпался и видел, что это всего лишь контрольные лампы приемника..Наводил антенну и снова слушал тонкое жужжание, смысл которого оставался мне по-прежнему непонятным.

Не удивительно, что при таких обстоятельствах страдала и моя работа в институте. В течение целого дня я с трудом преодолевал сонливость и, даже сидя напротив профессора фон Егера, ловил себя на том, что у меня слипаются глаза. Резкий выговор, полученный мною от профессора фон Егера за сгоревший гальванометр, я принял с таким равнодушием, что это еще более распалило его и он произнес возмущенную тираду, в которой я уловил что-то о недостаточно добросовестном выполнении служебных обязанностей и о неприятностях со стороны влиятельных лиц. По-видимому, отец томного юноши, высокопоставленный государственный чиновник, пожаловался профессору фон Егеру, что Крюгер назвал его сынка безмозглым олухом и идиотом.

Я не очень-то принял к сердцу эти неприятные мелочи, потому что даже во время гневной речи моего начальника опять думал только о загадке сигналов. По тому почти брезгливому взгляду, каким профессор фон Егер окинул мою персону, было нетрудно догадаться, что я выгляжу сегодня еще хуже, чем обычно. Покрасневшие веки, плохо выбритое, одутловатое лицо, стоящие торчком волосы… Жена уже давно считает, что я серьезно болен, и заклинает меня обратиться к врачу.

Когда я на четвертый день проводил практические занятия с группой, в которой был Крюгер, последний сделал мне украдкой знак, что хочет со мной переговорить. Может быть, он чувствовал себя обиженным, что я больше не приглашал его к себе? Но мне не хотелось его слишком переутомлять.

- В чем дело? - спросил я и отошел с ним в угол, где остальные студенты не могли нас слышать.

Крюгер казался очень возбужденным.

- Послушайте, господин профессор! Я очень много об этом думал, - кипя от волнения, заговорил он. Очевидно, я успел настолько возвыситься в его мнении, что он присвоил мне научное звание, которым я, увы, не обладал. - Что было в первый вечер, еще до меня? Не упоминали ли вы, что вам удалось насчитать девяносто групп сигналов? А не было ли их девяносто две или даже больше?