Евгений Гаркушев - Близкие миры

К Давыдову постепенно возвращалась способность трезво оценивать окружающий мир. Он уже был способен на некоторый сарказм. На что-то наподобие шутки. А еще, анализируя ситуацию, он отметил, что его новый знакомый отлично говорит по-русски. Не то чтобы без акцента, а как-то даже слишком правильно. Ударения в нужных местах, буквы не проглатываются, звуки – чистые, без диалектных особенностей.

– На самом деле так, – горячо заявил незнакомец. – Она жива. Мертва только оболочка. Ладно, сейчас не до сантиментов и не до болтовни. Давай знакомиться.

В другой ситуации Давыдов, возможно, и послал бы парня куда подальше. Несмотря на то что тот его спас. Но сейчас любое слово в повелительном наклонении все еще воспринималось им как команда к исполнению. Поэтому он послушно выпалил:

– Николай Давыдов, русский, тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения…

– А я Иван Кошкин. Тоже тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения, между прочим. Работаю на русскую контрразведку. И на государя императора.

– Тебе лечиться нужно, Кошкин, – бесцеремонно заявил Николай, быстро простивший новому знакомому гибель госпожи Игами. В конце концов, она ведь хотела его убить. И Кошкина тоже. Подлый удар нанес ей Иван или справедливый – не Давыдову судить.

Под необходимостью же лечения Николай имел в виду две вещи: во-первых, ранения, полученные от самураев, и, во-вторых, психическое здоровье. Русская контрразведка, государь император, мертвая оболочка при живом человеке, «дрель», стреляющая дисками… Чересчур замысловато…

– Не нужно. Я буду лечиться дома, – объявил Иван, у которого, кстати, тоже не шла кровь. – Я ведь тоже проекция.

– Угу, – кивнул Давыдов. – А ты от меня чего хочешь, проекция?

– Чтобы ты в руки нашим врагам не попался, – ответил боец, присаживаясь на скамью.

Николай присел на другую – у противоположной стены.

– Кто они эти враги? – спросил он. – Заливали здесь много, но чему верить, я не решил. Что значит, что они проекции? И ты проекция? Кажется, и госпожа Игами тоже о проекциях говорила. И, кстати, откуда они тебя знают?

– Меня они вряд ли знают, – ответил Кошкин.

– Как же. Девушка назвала тебя Иваном, – легко разоблачил своего спасителя Николай.

– Ах, это… Она имела в виду – русский. Как немцев зовут «Ганс», так и она назвала меня Иваном. Действительно, едва ли не каждый третий – Иван. В святцах это имя чаще всего стоит. Не думаю, что мы встречались с госпожой Игами прежде. Точнее, что ей известно мое имя. Мы-то следили за их группой.

– А ты меня убивать не собираешься? – поинтересовался Давыдов. – Я. знаешь ли, сейчас под действием «правдосказа». Так что не переводи лекарства и время, не трать силы, спрашивай все, что тебе нужно, сразу. Пока я не очухался.

– Использование наркотиков стимулирующей группы запрещено Парижской конвенцией, – объявил Иван. – Но раз уж так легла карта… Ты на самом деле Давыдов?

– Да.

– Ты рассказал им о подпространственной торпеде?

– Нет.

– Почему? Не успел?

– Я мало о ней знаю. Они требовали формулы и теории, но я в этом не силен. Иван присвистнул:

– Стало быть, они неверно вычислили тебя как главного теоретика проекта? И мы ошиблись, поспешив тебя выручать?

– Вычислили вы верно. А уж за то, что вы меня выручили, – отдельное человеческое спасибо. Кто бы вы ни были. Да только я – Давыдов из другой глобулы. Как и ты. Точнее, теперь я не знаю, откуда ты и зачем вам получать от меня сведения, если вы сами шныряете между мирами, как крысы в подполе. Но я родился не в этом мире. Меня перенесли сюда коллеги Давыдова, который погиб в автокатастрофе. Мне только предстоит занять его место и принять участие в проекте, который разрабатывает институт.

– Неслабо, – рассмеялся Кошкин. – Ты даже не представляешь, какая это удача! Я имею в виду то, что ты не выдал ничего захватившим тебя бандитам.

– Мудрено было выдать.

– Да уж…

– Расскажи, кто на меня покушался, – попросил Николай. – Мне ведь нужно знать, в чем дело, для того, чтобы обороняться. А ты, как я понял, заинтересован в том, чтобы я остался жив. И, кстати, кто ты сам?

– Пожалуй, расскажу, – кивнул Иван, – Вообще-то я намеревался защищать не тебя. Но теперь, когда кто-то отправил на тот свет Давыдова, который вел программу, ты становишься ключевой фигурой. А потеря здешнего Давыдова очень любопытна… С вероятностью восемьдесят процентов могу предположить, что к его гибели приложили руку конкуренты.

– Вот-вот. О конкурентах, пожалуйста.

– Бежать тебе нужно. Николай, – вздохнул Кошкин. – Мы ведь сейчас в самом гадючьем гнезде.

– Так бежим! – вскочил Давыдов со своей скамьи. – Незачем нам здесь оставаться. По дороге расскажешь.

– Мне отсюда нельзя уходить. И не уйду я далеко, ранен я. Лучше подержу эту позицию или до подхода ваших сил, или пока ты не вырвешься из ловушки.

– Зачем что-то держать? – спросил Давыдов. – Да и какая здесь позиция? Подвал не очень сухой. Давай уж в жилые комнаты, что ли, поднимемся…

– Здесь, именно в этой комнате, – расчетная и пристрелянная точка перехода проекций наших врагов в ваш мир. В нашей глобуле расположение этого дома соответствует расположению посольства Тихоокеанской империи. И здесь, на выходе, я смогу остановить любого глобулиста.

– Ну и я с тобой подежурю, – решился Давыдов, который мало что понял. – Только я не разобрал – ты костьми здесь лечь собрался? Или все-таки вернешься домой?

– Уничтожение оболочки не угрожает мне фатально, – непонятно ответил Иван, подбирая свое странное оружие и накручивая ручку.

«Сектант, – подумал Давыдов. – Фанатик. На рай надеется после смерти в бою». Но вслух высказываться не стал. Его ведь не просили.

Воздух в комнате замерцал, и в углу вдруг начал проявляться силуэт. Давыдов готов был дать голову на отсечение, что это – Шарп. Тот же рост, та же посадка головы. И тот же меч в руке. Кстати, клинков на полу уже не было. Они растаяли, как и их владельцы.

– Быстро собрались, – усмехнулся Кошкин, вскидывая «дрель». – Думали, я их сторожить не буду. Шалишь, брат!

С этими словами он выпустил в начинающую обретать материальность фигуру стальной диск. Вспышка, шипение, сильный порыв ветра, и привидение Шарпа исчезло.

– Энергии много привлекли, – опять не очень понятно молвил Кошкин. – Теперь, наверное, будут на соседнюю комнату оборудование настраивать. Или еще в какое секретное место. Поняли, что я здесь. Ну, часа два у них это займет. Ты к тому времени уйти успеешь.

– Не буду я уходить. Рассказывай, что за чертовщина здесь творится!

– Ладно, – вздохнул Кошкин, опять заряжая свое дисковое ружье. – Слушай.

– Начнем с того, что я – не человек, а проекция человека. Естественно, я ощущаю себя Кошкиным, вплоть до кончиков пальцев. И тебя я прекрасно вижу и слышу. Осязаю. Собственно, я и есть Кошкин. Но я нахожусь в специальном боксе, обвешан множеством датчиков, и когда я говорю с тобой, это делает за меня сгенерированная ипсилон-полями внешняя оболочка. Проекция Кошкина. Инструмент.