Евгений Гаркушев - Ничего, кроме магии

– Журналистку найти, если она еще жива, привезти, опять же, живой. Парней, что были у нее дома, найти и доставить живыми или мертвыми. Лучше живыми. За ценой не постою…

Фотографии Наташи и Сергея Белоусов добыл. Подкупили коллег, узнали, кем был друг Соловьевой. Достать фото из личных дел на предприятиях, где они работали, – не проблема. Сложнее оказалось с Ульфиусом. Несколько бандитов, участвовавших в налете на квартиру журналистки, его видели, и их приставили к самым сильным группам. Остальным было приказано искать странно одетого человека с мечом.

– Без толку все, – бормотал про себя Белоусов. – Раскомандовались, твари черные… Здесь засаду надо устраивать. А то дали паршивого пса, которого днем с огнем не сыщешь, понарисовали кругов на полу и думают, что это кому-то поможет! Как же, видали таких умных…

Однако входить в круги Олег Семенович не решался, несмотря на горевшую на руке печать. Велел обходить нарисованные мелом линии и рабочим – Черные не велели, зачем зря их злить… Кое-кто за спиной директора крутил пальцем у виска.

Машина, по уверению технарей, была почти готова. Очкарик довольно потирал ручки, предвкушая Нобелевскую премию.

«Хрен тебе, – заметил про себя Белоусов. – Первый же килограмм золота получим – и сразу тебя в расход. В назидание остальным. Чтобы о славе и не мечтали. Будем золотишко потихоньку производить, да и все. Верное дело, хороший доход… Что еще нужно нормальному человеку? Во всяком случае, не Нобелевская премия…»

Одна мысль смущала Олега Семеновича. Если его гости из неведомых краев знают, как собрать такую замечательную Машину, зачем они от него золото требовали? Свинца у них, что ли, мало? Загрузили в Машину двести килограммов, получили золотишка, сколько нужно. Или запрещают золото в их мире производить и они его контрабандой отсюда возить собираются? Это было похоже на правду, но полностью Белоусова не удовлетворяло. Произвести-то, пожалуй, проще, чем нелегально ввезти. Любой контрабандист знает. Если, конечно, контрабандой не является конопля, которая на Северном полюсе не растет, или не олений мох ягель, который на экваторе никак не приживается…

А вообще, несмотря на свалившиеся нежданно супердоходы и завидное положение – сам мэр руку жал, директора крупных городских предприятий в приемной сидели, – Белоусов стал нервным и взвинченным.

«Надо бы алмазы скупать, – решил он. – Если золота будет, как грязи, за него и платить никто не станет… Опять же, может быть, и алмазы Машина получать сможет?»

Он вызвал к себе главного очкарика, мечтавшего о Нобелевской премии. Даже спросил у секретарши, как его зовут, для приличия. Оказалось, Михаил Львович.

– Вот что, ученый, – обратился он к очкарику. – Я так понимаю, золото мы сможем из свинца получать? Хороший доход будет? Или расходы других материалов и энергии большие?

– Что там золото, Олег Семенович, – довольно зацокал очкарик. Он уже понял, что в ближайшее время придется иметь дело с Белоусовым, и теперь считал начальником его. – Платина, иридий, чистый уран с любым номером, по выбору, радий. Любые редкие элементы. Золото – пыль. Есть металлы, в тысячу раз более ценные.

Белоусов слышал о том, что есть кое-что дороже золота и платины, но ему в это как-то не верилось.

– Золото будет – и хватит, – заметил он. – Нам хватит.

– После промышленного пуска нашей установки и заводов, оснащенных такими установками, золото перестанет иметь столь высокую ценность, как сейчас. Перестанет быть всеобщим эквивалентом. Оно станет обычным промышленным металлом, не дороже алюминия. Захотите, будете есть золотой ложкой, варить суп в золотой кастрюле…

– Я, если постараюсь, и сейчас могу позволить себе золотую ложку. – Белоусов сурово взглянул на очкарика. Тот раздражал его все больше. Ишь ты, промышленное производство. Разбежался!

– Собственно, в шахтах и разрезах можно будет добывать любые металлы, а потом преобразовывать их в необходимые промышленности и людям материалы. Вопрос только в транспортных издержках, – продолжал разглагольствовать ученый.

– Скажи мне, Михаил Львович, алмазы можно будет на нашей машине получать?

Очкарик довольно усмехнулся.

– Алмазы – вообще не проблема. Не нужно даже трансформировать элементы. Просто выстроить углерод в нужном порядке. Будем получать алмазы любой чистоты, любого размера, любой формы. Неотличимые от природных. Берете кусок угля, и на ваших глазах он превращается в алмаз. За пять минут.

– Какую же вы Машину делаете, враги? – полушутя, но почти серьезно спросил Олег Семенович. – Что будет иметь ценность в этом проклятом мире, когда заработает ваш агрегат?

– Я уже размышлял над этим, – тут же ответил очкарик. – Произведения искусства. Коллекционные предметы – редкие монеты, например. Продукты питания. Энергия. Сырье. Собственно, обесценятся только золото, редкие элементы и минералы. А главной ценностью, как мне кажется, будут универсальные электронные деньги. Выраженное в условной валюте количество затраченного труда – совсем как в «Капитале». Все к тому идет. Наличные отменят, все расчеты будут вестись через компьютеры. Никакого «черного нала», никаких тайных операций. Нужно быстрее легализовывать все, что можно.

– И картины покупать? – с ненавистью спросил Белоусов.

– Да, и картины. Я вот недавно приобрел два полотна Успенского. Художник из Казахстана. Еще не очень раскрученный, но чрезвычайно талантливый мастер. Чертовски дорого, но, думаю, прибыль получу огромную уже через несколько лет.

«Да уж, гаденыш, ты своего не упустишь, – хмыкнул про себя заместитель директора „Барса“. – Только я тебя скоро пристукну. Да и картины твои заодно к рукам приберу».

– Скажите, пожалуйста, когда выйдет на работу Владимир Петрович? – спросил вдруг очкарик. – С ним что-то случилось?

– Его отозвали коллеги. Старшие партнеры. – ответил Белоусов таким мрачным тоном, что и дубине-интеллигенту все должно было стать ясным. – Неизвестно, когда вернется. Может быть, скоро, а может быть, никогда. Но вы об этом много не говорите, уважаемый Михаил Львович. Дорого может обойтись.

– Конечно, – ответил побледневший очкарик.

Кравчука притащили в мрачное промышленное помещение, где суетились виги. Как он понял позже – в ствол шахты. Вскоре снизу подошла клеть, и несколько вигов-тюремщиков втолкнули Владимира Петровича внутрь. Раздался скрип, скрежет, клеть ухнула вниз. Опускались долго. Как показалось Кравчуку, больше часа. С огромной скоростью мелькали трещины на влажных стенах ствола. В первые же пять минут заложило уши. Головная боль из-за резкого изменения давления становилась все сильнее, заставляя забыть даже об искалеченной руке. Виги, как видно, неудобств не испытывали. Они весело переговаривались, время от времени поглядывая на сидевшего на железном полу Кравчука.