Евгений Гаркушев - Ничего, кроме магии

Бонуций скромно промолчал, а Ульфиус ответил:

– Бонуцитон. Мир Великого магистра. Мне тоже кажется, что здесь слишком тепло. Видимо, оттого, что сам магистр Бонуций родился в гораздо более холодных краях и поэтому особенно любит солнечный свет и тепло.

Продвижение по коридору, указанному шариком, возможно, и имело какие-то глубинные преимущества, но Кравчук их пока не осознал. Напротив, метров через сто туннель стал резко сужаться. Идти в полный рост по нему уже было нельзя. Дорогу часто перекрывали завалы, через которые нужно было проползать. Расстояние между грудой камней и кровлей иногда составляло сантиметров сорок. Кроме того, в коридоре было очень жарко и душно.

Владимир Петрович лез по туннелю часов восемь. На всем пути ему не встретилось ни одного ответвления. Не было в коридоре и источников влаги. Кравчук с ужасом думал о том, что дорогу ему может перекрыть завал, и тогда придется возвращаться назад – по тому же ужасному маршруту, навстречу неведомой опасности. Разнообразие вносило лишь одно – туннель то шел почти горизонтально, то круто поднимался в гору.

Звуков, свидетельствующих о погоне, Кравчук не услышал, хотя несколько раз замирал и тщательно прислушивался. В туннеле вообще было слишком тихо. Когда ползти дальше совсем не стало сил, человек на несколько часов задремал. Шарик во сне не явился, наяву – тоже. Все время хотелось пить.

Проснувшись, Кравчук вновь полез вперед. К счастью, его фонарик стал светить словно бы даже ярче. Нечего и говорить, что ни одного самого захудалого светильника в глухом туннеле не было.

– Может быть, это нора золоторойной крысы? – заинтересовался Кравчук. – Или ход в ее кладовую?

Предположение смутило его, лишь поскольку предполагало встречу с хозяйкой кладовой. О золоте как о богатстве Кравчук уже не думал совершенно. Собственно, на пути, в туннеле, ему несколько раз попадались золотые самородки, самый крупный – с кулак, но он не нагнулся, чтобы подобрать их. Тащить с собой лишний груз было бы слишком утомительно.

Внезапно в туннель ворвалась струя свежего воздуха. Преодолев очередной завал, Кравчук вылез в большой зал, освещенный двумя огромными фонарями под самым потолком на высоте метров пятьдесят. Зал был пуст, но в него выходило около десятка коридоров. Кравчук сразу почуял, что в зале часто кто-то бывает. Именно почуял – пахло здесь живыми существами.

Владимир Петрович стоял в центре зала, прикидывая, в какой туннель сподручнее юркнуть, когда из широкого коридора по правую руку раздался громовой топот. Несколько мгновений спустя оттуда выскочили два краснорожих субъекта. Высотой они были метра по три, уши – высокие, острые, на ногах и на руках – длинные когти, торсы и конечности покрыты шерстью. Морды – наподобие свиных рыл, с выступающими клыками. В руках то ли ведра, то ли кадушки с ручками – величиной с крупную бочку.

Чудовища – иначе их Кравчук окрестить не мог – сразу его заметили. И радостно заржали. А человека охватила оторопь. Слишком мощными выглядели эти твари. Слишком большими. Слишком быстрыми.

Тем не менее после некоторого замешательства Кравчук поднял ружье. Разрывная пуля, убивающая крысу, должна была остановить и этих монстров. Но выстрелить человек не успел. Великан, который был ближе, с немыслимой быстротой метнул свою кадушку, которая накрыла человека.

Кравчук выронил ружье, радуясь, что не успел нажать спусковой крючок. В великанском ведре от взрыва пули его бы просто разорвало на куски. Впрочем, может быть, попасть живым в лапы к этим тварям еще хуже?

А монстр с ревом подбежал, встряхнул бочку, отчего Кравчук несколько раз сильно стукнулся о стенки и отключился.

Когда человек пришел в себя, он обнаружил, что висит вниз головой и его сильно качает. Как оказалось, один из великанов тащил его на плече, ухватив за ногу. Когти больно впились в икру. Монстры спешили куда-то вверх по коридору и довольно порыкивали.

– Спасибо тебе, шарик, – горестно вздохнул Кравчук, начиная подозревать, что Пых-Пух – не что иное, как наркотическая галлюцинация, которая, конечно же, никакого разумного совета дать не могла.

Машина тихо загудела, щелкнула, и Патрикеев с гордым видом открыл дверцу приемной камеры.

– Готово! – объявил он.

Заранее уложенные в камеру двадцать кирпичиков свинца отпивали благородным желтым цветом. По виду они и в самом деле стали золотыми.

Все присутствующие, включая ученых и обслуживающий персонал, застыли в прострации. Ученые – оттого, что получилось. Если бы им удалось превратить не свинец в золото, а золото в свинец, они радовались бы не меньше. Остальных научная ценность открытия мало волновала. На их глазах произошло чудо, дешевый металл превратился в груду сокровищ.

Белоусов на миг забыл о Далиле, о гадком очкарике Патрикееве и подошел к аппарату. Он взял в руку теплый брусок золота. Слиток тянул килограммов на пятнадцать – как и свинцовая болванка, которую опустили в Машину для опыта. Стало быть, всего в Машине – триста килограммов золота. Самой высокой пробы. На слитках не было только штампа.

Даже если по двести рублей за грамм – в Машине лежало металла на шестьдесят миллионов рублей! Два миллиона долларов!

– Эта проклятая Машина окупится за три часа, – прошептал Белоусов. – Тащите еще свинца, ребята! Все, кто здесь есть, – завтра вы будете богатыми людьми! Никто не уйдет обиженным! Каждому выдам по двадцать килограммов чистого золота! Но – не болтать! Кто скажет хоть слово – убью! С такими деньгами не шутят… И то, что получите, продавать сразу не спешите – накроют!

Охранники и грузчики, таскавшие свинец, стояли обалдевшие от счастья – повезло им невиданно. Не обманет ли директор? Но зачем ему обманывать? Скоро у него золота будет столько, что он из него сможет ангар построить…

Далила оставила Патрикеева и нежно взяла Белоусова за руку:

– Пойдем, милый. Нужно кое-что обсудить.

– Пойдем, – согласился Олег Семенович. – Потолковать надо.

Оказавшись в кабинете, он положил руку на кнопку вызова охраны.

– Патрикееву твоему конец пришел, – сообщил он. – Мавр сделал свое дело, мавр может уйти…

Откуда эти слова, Белоусов не знал, но их любил повторять знакомый ему по тюрьме авторитет, и выражение Олегу Семеновичу нравилось. Сейчас оно неожиданно всплыло в памяти.

Белоусов ожидал, что Далила начнет возражать, просить его не трогать очкарика или, по крайней мере, заплачет. Но женщина только усмехнулась.

– Зачем же доверять такое дело охране? – спросила она. – Я сама его убью.

Бонуций и его гости сидели на верхней террасе пирамиды, прикрытой от яркого закатного солнца куполом из темного стекла зеленоватого оттенка. Красный свет закатного солнца подкрашивался зеленью, и по террасе перебегали цветные блики.