Януш Зайдель - Предел (сборник)

- Я должен был... Деймос... стоял в зените...

Ян не понял.

- Ну и что? При чем здесь Деймос!

- Там научная станция... С людьми... Там люди! В десяти тысячах километров от Фобоса, на втором спутнике Марса. Деймос был в зените... Если б началась реакция, весь поток фотонов ринулся бы в сторону Деймоса! На станции нет экранов, которые защитили бы их от такой лавины гамма-излучения. Они... там... получили бы по тысяче, а может, и больше рентген...

- Но как ты сообразил это в последний момент?

- Колодец... - прошептал Траут белеющими губами. Пот выступил у него на лице. - Колодец... Когда я взглянул вверх... на небо... в центре увидел звезду... Это был Деймос. Прямо над нами... Это была моя ошибка... План экспериментов был скоординирован с астрономами... Я не подумал, что может сложиться такая конфигурация. Я нарушил порядок опытов...

- И ты побежал выключать? Но как? Как ты это сделал?

Траут некоторое время не отвечал, потом с трудом выдавил:

- До базы было слишком далеко. Мне пришлось закрыть выход излучателя...

Ян понял. Достаточно было чем-либо заткнуть отверстие позитронной пушки. Но...

- Траут!!! - закричал он, пораженный страшной догадкой. Но ведь там не было ничего! Траут! Что ты сделал?!

Траут молчал. Ян резким движением вытащил заткнутую за пояс его комбинезона небольшую никелированную коробочку.

- Нет! Нет! - резко воскликнул Траут, схватив его за запястье. - Не надо... Я... не хочу знать... Я... я уже знаю...

Он медленно отвернулся, и Ян отпустил дозиметр, который закачался на цепочке, словно старинные карманные часы.

- Почему ты не сказал раньше? Ведь есть же средства...

- Не надо, - мягко сказал Траут. - Нет таких средств... Слишком большая доза...

Ян тупо смотрел на него. Этот человек, всю жизнь улыбавшийся только тайком и радовавшийся лишь результатам своих изумительных экспериментов, теперь, говоря о собственной смерти, был способен на такую открытую и искреннюю улыбку.

- Зачем ты это сделал, Траут?

- Там были люди... Они получили бы по тысяче, а то и больше... Это была моя ошибка, понимаешь, моя; не их, не твоя, а моя...

- Нельзя было поступить иначе?

- Сам знаешь, что нельзя... Необходимо было рассеять поток. Или тот или другой... Электронный был постоянным, позитронный - прерывистым, десятисекундным... Из двух зол... - он слабо усмехнулся и отвернул лицо.

- Так зачем же мы летим на Марс? Ты едва сидишь.

- Ты не умеешь пилотировать... Я не хотел, чтобы у тебя были... неприятности со мной...

- Не понимаю.

- Прежде чем прилетит ракета с Земли, пройдет не меньше полутора месяцев... На Марсе сейчас нет ракеты, способной сесть на Фобосе. Та, на которой летим мы, единственная... Тебе пришлось бы быть со мной... до конца. А потом... одному... Я не хотел, чтобы ты это видел. Ты еще молод, зачем тебе... Я видел... Видел, как умер Рисс после двух тысяч... Это было страшно. Я запомнил. На всю жизнь.

Он взглянул на экран и сказал, пытаясь придать своим словам естественный, теплый тон:

- Смотри! Успели. Через минуту садимся. - А потом добавил: - Не говори им ничего, я сам скажу все, что надо...

Большие капли пота стекали по его небритому лицу. Вцепившись в рычаги, устремив взгляд на экран, он вел ракету на посадку.

- Он умер? - спросила Лисе, глядя в окно, за которым зеленели первые листья старых каштанов.

- Да. На четвертый день. Мы не могли этого предотвратить. Он был в сознании до конца, но не хотел, чтобы я его видел. Только в первый день... Спрашивал, кто был на станции на Деймосе. Видимо, хотел знать, вместо кого умирает.

- А ты?.. Узнал, кто там был?

- Да. Но правды ему не сказал.

- Почему?

- Потому что, видишь ли, в тот момент там как раз никого не было! Совершенно случайно за несколько дней до этого со спутника по каким-то причинам сняли людей.

- Значит он умер... зря?

- Нет! Какое имеет значение, был там кто-нибудь или нет. Важно только то, что думал Траут, заслоняя своим телом излучатель позитронов. Но знай он правду, ему было бы значительно тяжелее. Знаешь, что он сказал мне еще там, в ракете, перед посадкой? Он сказал: "Это было совсем не так трудно, Линк. Достаточно было вспомнить, что я все-таки человек, а не машина для исследования мира..."

- А ты... Теперь, после всего... Ты будешь работать на спутниках? - Лисе сжала пальцы Яна.

- Буду, - ответил он.

Ответил быстро, решительно и зло.

Видимо, он уже давно стоял у меня за спиной, потому что, когда я повернулся, чтобы учти, он криво улыбнулся и сказал:

– Вы, я вижу, любитель древности...

Он угадал, и не удивительно: я долго не мог решить, что взять – Плутарха, Геродота или Флавия и в конце концов купил «Жизнь Цезаря» – на другое просто не хватило денег.

– Вы угадали, – сказал я, пытаясь пройти мимо, но он увязался следом.

– Времена Империи – чрезвычайно любопытный период, – сказал он, энергично и как-то бестолково жестикулируя. – Хотя лично я предпочитаю Древний Восток.

Мы вышли из книжного магазина. У меня не было желания вступать с ним в разговор, но он и на улице продолжал вертеться около меня. Он трещал без умолку, но я пропускал его слова мимо ушей, размышляя, как бы отделаться от назойливого старикашки. Однако стоило мне свернуть влево, как он тут же последовал за мной, и я понял, что отвязаться от него будет нелегко.

Я ускорил шаг, но он не отставал, засыпая меня потоками слов. Причем голос у него был какой-то дребезжащий.

– Если пожелаете, я могу показать вам массу интересного... Рим, Греция, Китай... Так сказать, ad libitum... [12] По желанию (лат.).

– Надо думать, у вас богатая библиотека? – наконец заинтересовался я.

Он помахал рукой возле уха и отрицательно покачал головой.

– Нет, нет... Летописцы не всегда строго придерживаются истины... Вы понимаете, субъективность, разные там личные качества... Это, в общем-то, естественно: раз есть твердая власть и угнетаемый народ, то обязательно сыщутся и панегиристы и пасквилянты. Первые служат власть имущим, а вторые подвергают сомнению все, что говорят первые. Вторые нравятся народу, но и они не всегда пребывают в согласии с истиной... Так что у нас нет объективных источников, во всяком случае писанных...

Я ухмыльнулся и высказал мысль, что надо уметь самому выискивать правду в исторических трудах.

– Самому, это верно, – подхватил старичок, – только не в литературных трудах.

– В таком случае остаются только предметы материальной культуры.

– Да, но у меня есть кое-что понадежнее!

Мы незаметно дошли до сквера и присели на первой же попавшейся нам скамейке.

– Надежнее? – пожал я плечами. – Кроме устных преданий и литературных памятников, которые вы только что раскритиковали, ничего другого нет... Разве что отыщется какой-нибудь уэллсовский Путешественник по времени! – пошутил я.