Ким Робинсон - Калифорнийская трилогия

– Дело обстоит несколько сложнее. Неизвестно, что они видят. Но действия их подчинены определенным правилам. Я думаю, есть резолюция ООН, предписывающая японцам, как с нами поступать. И даже… – Он осекся и нахмурился, словно понял, что зашел слишком далеко.

– О, разумеется, у них есть камеры, которые могут различить человека, – возразил Дженнингс. – Поэтому, что они видят – известно. Неизвестно, что они замечают. Все, что мы делаем на севере, не спрячешь. Мосты остаются прежними, но мы, например, вырубаем на путях кусты. Вполне может быть, что разбирать мосты – пустая трата времени. Я говорил мэру, мы не невидимы, однако не уверен, что он меня услышал. Мы просто малозаметны. Однако они могут сличить старые и новые снимки на глаз или поручить это машине, не знаю. Вот построим дорогу на север – как раз и проверим их наблюдательность.

Мы ехали через густой сосновый лес. Солнце пробивалось сквозь ветки и вспыхивало в капельках росы. Пригревало, и я снова стал клевать носом, как ни нравились мне новые места, через которые мы ехали. За деревьями стояли старые дома, многие были восстановлены, и в них жили. Над крышами поднимался дымок. Когда я это увидел, то сильно смутился и пихнул Тома в бок. Эти из Сан-Диего – самые обыкновенные мусорщики! Том понял, что я хочу сказать, но только мотнул головой. Было ясно, что сейчас не время обсуждать, но все равно мне сделалось не по себе.

Рельсы вели к поселку вроде нашего, только домов в нем было побольше, стояли они чаще и среди них попадались старинные. Душераздирающе заскрипели тормоза, закудахтали испуганные куры, залаяли собаки. Из большого дома вышли несколько мужчин и женщин. Наши спутники спрыгнули с платформ и поздоровались. На свету стало видно, какие они грязные, заросшие, с красными от усталости глазами, но никого это не смутило.

– Добро пожаловать в Сан-Диего, – сказал Дженнингс, помогая Тому сойти с дрезины. – Или, если быть точным, в Университетский городок. Позавтракаете с нами?

Мы охотно согласились. Я вдруг понял, что смертельно хочу есть – еще сильнее, чем спать. Нас познакомили с встречающими и повели в дом.

Входная дверь открывалась в большой коридор, оклеенный красными с золотом обоями. С потолка свисал стеклянный канделябр. На лестнице лежал ковер, а перила были из резного дуба и покрыты лаком. Я вытаращил глаза и спросил:

– Здесь мэр живет?

Грянул оглушительный хохот. У меня запылали щеки. Дженнингс обхватил меня за плечи.

– Сегодня ночью, Генри, ты себя показал. Мы смеемся не над тобой. Просто… Ладно, увидишь, где мэр живет, поймешь. Здесь живу я. Заходи, умойся, я познакомлю тебя с женой, и мы славно позавтракаем в честь вашего прибытия.

После завтрака мы с Томом почти полдня проспали на старинных диванах у Дженнингса в гостиной. Под вечер хозяин ворвался в комнату и растолкал нас со словами:

– Быстрее, быстрее. Я был у мэра. Он пригласил вас пообедать и побеседовать, а ждать он не любит.

– Заткнись и дай людям одеться, – сказала жена Дженнингса, выглядывая из-за его плеча. Она была удивительно на него похожа, такая же низенькая, кругленькая и веселая. – Когда будете готовы, я покажу вам ванную.

Мы с Томом пошли за ней и пописали в работающий унитаз со сливным бачком. Когда мы вышли, Дженнингс торопливо повел нас на улицу. Ли и пузатый ждали на одной из дрезин. Мы сели, и машина покатила на юг. При свете дня пузатый сделался общительнее и представился Эбом Тонклином.

Рельсы бежали по растрескавшемуся бетону другой автострады, под кронами сосен и эвкалиптов, секвой и дубов. Мы проезжали полосы света и тени, мимо больших, густо засаженных кукурузой полян. На одном из этих желто-зеленых полей я заметил человека и, только махнув ему рукой, понял, что это пугало.

Дженнингс, перекрикивая стук колес, объявил: «Уже скоро!» С пригорка нашим взглядам открылось длинное, вытянутое с запада на восток озеро. Похоже, здесь раньше было болото вроде северного, а потом его затопило. Из воды вставали огромные домищи, небоскребы – никак не меньше десятка. У одного, на севере, была огромная круглая стена. А посреди озера торчал кусок автострады на бетонных опорах. На нем стоял белый дом. Над крышей дома я различил маленький американский флаг. Он хлопал на ветру. Я разинул рот и взглянул на Тома – у того округлились глаза. Я снова посмотрел вперед. Никогда прежде мне не случалось видеть более впечатляющего напоминания о старых временах, чем это обрамленное лесистыми холмами, освещенное заходящим солнцем длинное озеро со своим собранием затопленных и разрушенных исполинов. Какие громадины! И снова – словно невидимая рука сдавила мне сердце – я понял, каково оно было раньше.

– Здесь-то и живет мэр, – сказал Дженнингс.

– Боже, это же долина Мишен, – выдохнул Том.

– Верно, – подтвердил Дженнингс с такой гордостью, словно сам все это построил. Том затряс головой и ошалело рассмеялся. Рельсы кончились, Ли с обычным выматывающим нервы скрежетом остановил дрезину. Мы слезли и пошли вслед за хозяевами по автостраде. Она ныряла под воду, кусок дороги в середине озера был ее продолжением. На дальнем берегу белая бетонная полоса вновь выныривала из озера. До меня дошло, что кусок автострады над озером – все, что осталось от моста, соединявшего прежде берега долины. Чем пустить дорогу понизу, они подняли ее на опоры и сделали мост больше мили длиной, просто чтобы не спускаться вниз и не заезжать вверх на своих автомобилях! Я обалдело таращился и все не мог взять в толк, как вообще можно было додуматься до такого моста. В голове не укладывалось.

– Ты в порядке? – спросил меня Ли.

– А? Да, конечно. Просто засмотрелся на озеро.

– Есть на что. Может, утром сделаем круг на лодке.

Со стороны Ли это было верхом дружелюбия, и я понял, что он оценил мое восхищение. Там, где дорога уходила в озеро, к большому плавучему пирсу были пришвартованы десятка два лодок. Ли с Эбом усадили нас в одну из самых больших. Эб взял весла, мы оттолкнулись и поплыли к острову-мосту. По дороге Ли отвечал на расспросы Тома касательно озера:

– Дождями намыло горы грязи, она застряла в устье между дорогами и набережной. Получилась запруда. Большая плотина. Что? Да, вода стекает в океан, но поверх запруды, так что у нас тут озеро. Оно гораздо выше уровня моря и тянется до самого Кахона. Том рассмеялся:

– Ха! Мы всегда говорили, что хороший дождь может затопить эту долину, но чтобы так… А что сталось с путепроводом?

– Говорят, поначалу были сильные наводнения, размыло склоны холмов– и опоры моста рухнули. Сохранились только центральные. Мы взорвали нависающие части, чтобы вид был поаккуратнее.

– Ага.

Мы подплыли ближе, и я увидел обрубленный край автострады, желтый в закатном свете. Из бетонной плиты торчали загнутые ржавые штыри. Платформа имела футов пятнадцать в толщину, ее основание возвышалось над водой футов на двадцать. Лодка скользнула между стройными опорами, рассекаемая носом вода заплескала о бетон.