Нэнси Кресс - Нексус Эрдманна (сборник)

На фабрике скутеров выпуск продукции подскочил вдвое. Хок повсюду развешивал графики роста производства, щедро раздавал свои загадочные улыбки, объявил о ярмарке, "где политики времен моего пра—пра—прадеда устраивали пикники и жарили зубатку".

Калифорниец Джордан не имел представления, кем был его далекий предок, и не знал, что немодифицированная зубатка съедобна. Хок поймал его косой взгляд и рассмеялся:

— Не тот мой родич из племени чероки, Джордан. Этот дед занимал совершенно другое положение в обществе, хоть и не был твоим хозяином жизни.

— Не "моим". Я происхожу не из этого класса, — ответил уязвленный Джордан.

— Конечно, нет, — снова рассмеялся Хок.

И вот теперь Хок как ни в чем не бывало вещал:

— Твоя тетка настоящий анахронизм. Опасно родиться не в свое время.

— Давайте оставим Лейшу в покое, Хок. Ладно?

— Идеалы восемнадцатого века — общественная совесть, рациональное мышление и вера в порядок. С такими взглядами они собирались переделать мир, все эти Локки, Руссо и Франклины, и даже Джейн Остин, а ведь она тоже попала не в свой век. Похоже на Лейшу Кэмден?

— Я же просил...

— Но, конечно, романтики все послали к чертям, и люди никогда больше к этому не возвращались. До тех пор, пока не появились Неспящие. Интересно, а, Джордан? Биологическая новация перевела назад стрелку на шкале социальных ценностей.

Джордан повернулся к Хоку. Над рекой возникла голограмма "Мы спим", задрожала и исчезла во вспышке электронного света.

— Вас и в самом деле не интересуют мои чувства? Прете, как паровой каток. Только ваши слова имеют значение.

Хок насмешливо глядел на юношу.

— Вы взяли меня на работу, чтобы постоянно щелкать по носу, отметать возражения, выставлять меня глупцом и...

— Мне нужно, — тихо перебил его Хок, — заставить тебя рассердиться.

— Заставить...

— Разозлиться. Я хочу, чтобы ты научился отражать нападки, иначе ты никогда не будешь нужен движению. Как ты полагаешь, черт побери, в чем наша цель? Пробудить гнев!

В этом была какая—то фальшь или впечатление портило мороженое, текущее по рукам? Обращается к Джордану со страстной речью, а взгляд сосредоточенно шарит по толпе — зачем? Проверить, слышал ли его кто—нибудь? Только молодая пара, идущая к ним от голографической будки, могла бы их услы...

Миссисипи взорвалась. Вода фонтаном рванула вверх, набережная затряслась и раскололась. Второй взрыв, и голографическая будка разлетелась на куски. Парочку бросило на землю, как кукол. Люди кричали. Под ногами Джордана разверзлась трещина; в следующее мгновение Хок схватил его за руки, толкнув в безопасное место. Падая, Джордан увидел, как над ним вспыхнула и раздулась до чудовищных размеров голограмма. Но почему—то это оказалась не эмблема "Мы спим", а надпись из красных с золотом букв "Самсунг — Крайслер".

Разъяренное правление "Самсунга" отказалось взять на себя ответственность за нападение. Старинная, почтенная фирма; даже рабочие фабрики скутеров не поверили, что "С—К" мог разместить подводные заряды вдоль набережной. Не поверили журналисты, не поверил Совет движения "Мы спим".

— Это ваших рук дело, — сказал Джордан Хоку.

Хок невозмутимо смотрел на него. На столе в пыльной заводской конторе были разложены распечатки из газетного киоска: "За взрывами на ярмарке "Мы спим" стоит Убежище! Неспящие снова прибегли к насилию!" Дешевая бумага скручивалась по краям крошечных пробоев, сделанных принтером киоска, ненадежным изделием производства "Мы спим", сработанным и проданным в Вичита. Громадными пальцами Хок теребил распечатку. Фабрика содрогалась от грохота ручных инструментов и камнедробилок.

— Вы ничем не брезгуете, — продолжал Джордан. — Истерия в печати по поводу убийства Херлингера — вам не важно, правда ли это. Главное — воспользоваться подвернувшейся возможностью в своих целях. Вы не лучше, чем Убежище!

— На ярмарке никто не пострадал, — заметил Хок.

— Но могли пострадать!

— Исключено.

Джордан на секунду замолчал:

— Мороженое таяло у вас в руках. Это и был детонатор, да? Чувствительный к температуре микрочип, прямо под кожей. Чтобы вы могли выбрать момент, когда никто не пострадает.

Хок мягко сказал:

— Ты все еще сердишься, Джордан? Хочешь взглянуть на младенцев, лишенных медицинского обслуживания и проточной воды, потому что по теории иагаизма обеспечение питанием и И—энергией — основное право, а врачей и водопровод изволь приобретать на контрактной основе? Хочешь взглянуть на взрослых, которые не могут найти работу, так как не всостоянии конкурировать с автоматикой в неквалифицированном труде и с генемодами в квалифицированном? На детишек, зараженных глистами, подростков—бандитов, получающих от общества все что угодно, только не настоящую работу? И ты еще сердишься?

— Такие средства никакая цель не оправдывает! — закричал Джордан.

— Черта с два!

— Вы не помогаете беднякам из Спящих, вы просто...

— Вот как? Ты давно говорил с Мейлин? Ее старшую девочку только что приняли в Роботех. И она может заплатить за обучение благодаря тому, что работает у нас.

— Ладно, допустим. Но вы раздуваете ненависть!

— Проснись, Джордан. Любое социальное движение всегда играет на расколе общества. Революция, аболиционизм, профсоюзы, борьба за гражданские права...

— Это не было...

— Данное разделение по крайней мере придумали не мы — это сделали Неспящие. Феминизм, права гомосексуалов, пособие по безработице...

— Прекратите! Оставьте вашу демагогию!

Хок ухмыльнулся:

— Демагогия... Ты уже один из нас. Что сказала бы тетя Лейша, верховная жрица разума?

— Я ухожу, — сказал Джордан.

Хок, казалось, не удивился:

— Хорошо. Но ты вернешься.

Джордан направился к двери.

— Знаешь, почему, Джорди? Потому что если бы у тебя родился ребенок, ты бы сделал его Неспящим. Правда? Но вынести этого ты бы не смог.

Дверь скользнула в сторону.

Хок вдогонку мягко произнес:

— Когда ты все—таки вернешься, я скажу: "Добро пожаловать, Джордан".

Только оказавшись на берегу мирно скользившей реки, Джордан понял, что идти ему никуда не хочется.

Мейлин наблюдала за ним из своей сторожки. На таком расстоянии он не мог разглядеть выражение ее лица. Школа Роботеха. Глисты. Работа.

Джордан повернул назад, к фабрике. Мейлин открыла ему ворота.

На экране интеркома морщинистое лицо Сьюзан Меллинг возникло на фоне лаборатории, плотно заставленной терминалами, пластмассовой посудой и роботами—манипуляторами.

— Сьюзан, ты где? — спросила Лейша.

— В Чикагском меде, — решительно ответила женщина. — Исследовательский сектор предоставил гостевую лабораторию. — Глубокие морщины на лице разгладились от волнения.