Томас Диш - Щенки Земли (сборник)

— Не знаю, буду ли я тебе с ним изменять, но мне бы хотелось иметь эту возможность. Чего стоит добродетель, не выдержавшая ни единого испытания?

— Я уязвлен до глубины души!..— вяло воскликнул второй со­беседник. Он выдержал достойную паузу, чтобы показать всю глу­бину своего возмущения, а затем добавил: — Что касается Тыосди Вельд, то это типично американское имя. Когда его произносишь, на языке появляется вкус кока-колы.

— Офицерик тоже типичный американец. А ты не хочешь дать ему даже одного шанса.

— Я уверен, дорогая, что ты сделаешь это за меня. Признайся, он тебе нравится из-за формы?

— Отрицать не стану, в форме он выглядит отлично.

— Вот-вот. А я ненавижу форму. Я ненавижу военных. Я нена­вижу их за то, что они хотят уничтожить мир. Мало того, они все для этого делают. И они хотели бы вечно держать меня в плену. К чертовой матери армию! Справедливости нет нигде, но особенно ее нет в армии. Я возмущен до глубины души.

— Если они действительно вскоре уничтожат мир,— спокойно и задумчиво произнесла собеседница,— то тем больше резона прояв­лять милосердие, пока для этого есть еще время.

— Ну ладно, если тебе так хочется, можешь, подобно Иродиаде, получить его голову на серебряном блюде. Я отдаю его тебе. Я с самого начала знал, что ты не остановишься, пока не будет по-тво­ему. Если ты встретишь его раньше, чем его слопают любимые тобой солдаты, то можешь привести его домой, словно бродячую собачонку, и покормить.. Но если он станет пачкать на полу и скулить по ночам, то…

— То мы от него избавимся. Конечно, дорогой, конечно…

— Тогда поцелуй меня, милая. Нет, не сюда, а в нос.

Хэнзард спустился по склону, нашел свою одежду, постоял минуту на самом виду и прошел сквозь стену, окружавшую станцию. На него никто не напал — дружки Уорсоу куда-то исчезли.

Редкие поздние прохожие проплывали по тротуару, такси и ав­тобусы сквозили мимо него и все это беззвучное действо происходило под аккомпанемент несущегося неведомо откуда и дико неуместного марша Соузы. Казалось, мироздание демонстрирует фильм с непра­вильно смонтированной звуковой дорожкой.

Хэнзард чувствовал себя скверно. Если бы не музыка, он, скорее всего, улегся бы спать прямо на крыше станции. Но теперь он поспешил к центру города, лавируя между прохожими, которых встречалось все больше. Проходить сквозь людей, не обращая на них внимания, Хэнзард так и не научился. Среди прочих прохожих навстречу Хэнзарду шла женщина. Даже будучи измотанным до предела, даже понимая, что женщина реальна и, значит, недости­жима для него, Хэнзард все равно не мог безразлично пройти мимо. Женщина неудержимо приковывала взгляд. При свете уличных фо­нарей ее рыжие волосы горели темным пурпуром. Лицо оставалось серьезным, но глаза улыбались чему-то, известному только ей. Ее фигура, вернее, то, что воображение угадывало под накидкой из искусственных страусиных перьев, тоже была восхитительна. Хэн­зард замер, стараясь понять, кого напомнила ему эта женщина.

Женщина остановилась футах в трех от Хэнзарда. Чуть повер­нувшись, она рассматривала гладкую стену точно за его головой. Могло даже показаться, что она смотрит на него.

— Как бы я хотел, чтобы эта женщина действительно смотрела на меня,— произнес он вслух.

Тонкие губы женщины дрогнули в улыбке. Несущийся словно отовсюду марш Соузы звучал теперь очень громко, но он не сумел заглушить звук ее смеха. Это был тихий смешок, почти усмешка, которой позволили вырваться наружу, но Хэнзард ее расслышал. Дама подняла руку, одетую в перчатку, и дотронулась кончиком пальца до носа Хэнзарда. И Хэнзард почувствовал прикосновение.

— Она вас видит,— тихо сказала женщина.— Вы ведь этого хотели…

— Я…— Хэнзард стоял дурак дураком. Слишком многое надо было сказать ему, и сказать все разом. В результате фраза, которую он сумел произнести, поражала банальностью: — Я— я очень хочу есть.

— Вы не оригинальны,— ответила дама.— То же самое могут сказать о себе те ребята, что, несмотря на устрашающие аккорды Джона Филипа Соузы, возможно, продолжают охотиться за нашими тушами. Так что пойдемте отсюда. Полагаю, у вас хватит сил еще на пару миль. Чтобы не привлекать лишнего внимания, пойду впе­реди, а вы за мной на приличном расстоянии.

Он кивнул головой, и женщина без лишних слов направилась в обратную сторону. Хэнзард шел за ней и невпопад думал, что каб­луки на ее туфлях низкие и широкие, не гармонирующие с элеган­тностью накидки, зато подходящие для передвижения по хрупким тротуарам призрачного мира.

Пройдя немного по Гоув-стрит, она сунула руку в какой-то окон­ный проем и вытащила оттуда портативный приемник с парой ми­ниатюрных колонок. Дама нажала на клавишу, музыка на улице смолкла.

— Хорошо, что передавали Соузу,— сказала она подошедшему Хэнзарду,— квартет Брамса был бы не столь устрашающим. Но, с другой стороны, если бы это был Мусоргский… Кстати, у меня есть плитка шоколада. Думаю, она утешит вас на время.

Его руки, пока он снимал с шоколадки фольгу, дрожали. Вкус шоколада взорвался во рту словно бомба. На глаза невольно высту­пили слезы.

— Благодарю,— выдохнул он, кончив есть.

— Я так и думала, что вы будете благодарны. Но давайте пройдем еще немного. Все-таки здесь малоподходящее место для разговоров. Чуть дальше я знаю прелестное местечко, где можно посидеть и отдохнуть. Ой, что это? У вас кровь! Давайте я перевяжу… Не надо? Ну, тогда пошли.

На этот раз, пока он шел за незнакомкой, в его мозг закралось совершенно параноидальное подозрение, что она откармливает его шоколадом, как ведьма откармливала Ганзеля, чтобы он был по­жирнее, прежде чем засунуть его в котел. Ему не пришло в голову даже такое элементарное соображение, что, имея шоколадный ис­точник, ей вовсе не обязательно пожирать случайно встреченных капитанов. Подобную несообразительность отчасти извиняет только его слабость и необходимость концентрировать внимание на том, чтобы оставаться в вертикальном положении.

Свернув несколько раз и пару раз сократив путь, проходя сквозь препятствия, дама привела Хэнзарда к ярко освещенному кафе “Говард Джонсон”. Они поднялись на второй этаж, уселись за от­дельный столик в небольшом банкетном зале, изысканно отделанном зеленым и оранжевым пластиком. Дама протянула Хэнзарду вторую шоколадку, а сама приняла от него фляжку с водой.

— Наверно, мне надо представиться,— сказала она.

— Ради бога, простите меня. Я, вероятно, должен вас узнать, мне кажется, что я где-то видел ваше лицо, но я никак не могу вспомнить, где.

— Нет, скорее всего, вы меня не знаете, но я хотела сказать, что не стану представляться, пока вы хоть что-нибудь не расскажете о себе.