Томас Диш - Щенки Земли (сборник)

Орвиллу выпало спасать Грету, но задача оказалась совершенно для него непосильной. И в обычных-то условиях было трудно тащить эту тушу по скользкому полу, а тут – в одиночку, против ветра, он был не в силах даже сдвинуть ее с места. Впечатление было такое, что ее затягивает в стремительный водоворот вместе с фруктовой мякотью. После очередной безуспешной попытки, бросив это бессмысленное занятие в духе ДонКихота, он с готовностью внял беззвучным мольбам Блоссом, и они, как и Бадди с Мериэнн, скрылись в том же отростке.

Всей своей могучей громадой Грета скользила, увлекаемая куда-то вместе с фруктовым потоком. Фонарь, забытый возле нее, каким-то непостижимым образом продолжал гореть, а в эти минуты вспыхнул даже ярче обычного.

Все запрыгало у нее перед глазами, как в кино, когда крутят плохо склеенную пленку, и кадры начинают мелькать. Но, уже теряя сознание, она отчетливо увидела огромную разверстую пасть, блестящую, розовато-оранжевую, восхитительно похожую на разломленный самоанский персик. Если это артист, то не иначе как великолепный Панго Пич. И так же, как в кинокадре титры наплывают на изображение, на фоне этой экзотической роскоши появилась решетка, докрасна раскаленная и сверкающая, как несравненная Синдерелла Ред. Она росла, стремительно приближаясь, и Грета почувствовала, что с безудержной силой нарастающий смерч втягивает ее и она летит, летит… На краткий миг она вдруг снова сделалась юной и невесомой, но тут ее ударило об эту решетку, и в стороны полетели брызги, как если бы целлофановый мешок с водой шлепнулся с большой высоты на асфальт.

Стоявшие в корне отчетливо расслышали, как прозвучал ужасающий шлепок. Мериэнн перекрестилась, а Бадди что-то пробормотал себе под нос.

– Что ты сказал? – спросил Орвилл, стараясь перекричать бушевавшую стихию. Ураган достиг апогея, и даже здесь, в укрытии, им пришлось цепляться за извилистые ветки, чтобы воздушной волной их тоже не втянуло назад, в клубень.

– Я сказал, сегодня к вечеру у них в лимонаде разведутся черви.

– Что?

– Черви!

Скрежещущий звук, который то ли умолк, то ли просто не был слышен в грохоте бури, возобновился, затем ветер стих так же внезапно, как и начался. Как только наступила тишина, все пятеро вернулись в клубень. Перемены были заметны даже без света. Пол опустился на несколько футов, голоса, точно ударяясь о стены, отдавались гулким эхом, толстая кожура и та была выскоблена дочиста и провисала. В центре образовавшегося просторного помещения, над самой головой, торчала здоровенная капсула или труба, протянувшаяся от верхнего корня к нижнему. Она была теплая на ощупь и к тому же безостановочно продвигалась дальше, вглубь.

– Это что-то вроде насоса, – сказал Орвилл. – Вот уж вычистил так вычистил, как свисток продул. Теперь тут и мышь с голоду подохнет.

– Жнецы явились, – сказал Бадди. – Не могли ж они посадить тут эту картошку, а потом бросить, чтобы все сгнило, как ты полагаешь?

– Ну, пошли наверх, посмотрим, как выглядит господин Главный фермер.

Странно, но почему-то они медлили, им было жаль уходить из опустевшего, сухого клубня. На них нахлынула печаль, элегическая, грусть.

– Бедная Грета, – произнесла Блоссом.

Им стало легче от того, что прозвучало это скромное поминовение. Грета умерла, и вместе с ней умер весь старый мир. Стало ясно, что тот мир, в который им предстояло выйти, будет совсем не похож на прежний, оставшийся далеко позади.

Вот даже луна, и та несветла, и звезды нечисты пред очами Его. Тем менее человек, который есть червь, и сын человеческий, который есть моль.

ВЫМИРАНИЕ БИОЛОГИЧЕСКИХ ВИДОВ

Подобно тому, как червь, проползая по яблоку, должно быть, считает, что все оно и сутью, и качеством не отличается от тех крох, которые прошли через его жалкое чрево, хотя он сам уместился в нем целиком, а его прогулка внутри плода едва ли плоду повредила, точно так же и Бадди, Мериэнн, их дитя и Блоссом с Орвиллом, выбравшись из-под земли после долгих блужданий по запутанным лабиринтам, не подозревали – ничтожные порождения греха человеческого – о присутствии всепроникающего огромного Зла, лежащего за пределами того, что мы зовем реальностью.

Серые баскетбольные мячи, до отказа наполненные собранной фруктовой мякотью, взмыли и понеслись над землей, которая больше уже не была зеленой. Затем, подобно древним земледельцам, очищавшим свои поля и угодья огнем, машины внеземных фермеров превратили всю землю в сплошной погребальный костер. Возвышавшиеся башнями стебли огромных растений были сожжены, и облик Земли начал являть собою величественный пейзаж лежащей в руинах цивилизации. Оставшиеся в живых люди едва успели укрыться в спасительном подземелье. А когда вернулись опять, то открывшееся их глазам зрелище опаленной земли, укрытой дымовой пеленой, заставило воззвать к небесам – да ниспошлют им покровы ночные.

С озера подул ветер, завеса дыма растаяла, густые, тяжелые тучи толпились над головой. Пошли затяжные дожди. Чистая влага промыла небеса, освободила тела людей от многомесячной коросты и ушла в черную землю.

Вышло солнце, обсушило следы дождей, всем существом своим все еще живые люди ликовали и праздновали первое апрельское тепло. И пусть земля чернела, но небо было голубым, а ночью ярче, чем когда-либо прежде, сияли звезды – Денеб, Вега, Альтаир. Никогда на их памяти звезды не были такими, а особенно ярко сверкала Вега. В предрассветных сумерках на востоке взошла ущербная луна, еще немного, и небо снова просветлеет, и вновь взойдет солнце.

Это было так красиво, что они поверили – земной порядок, а проще говоря, привычный порядок, возвращается.

Они спускались в корни с единственной целью – отыскать плоды, которые просмотрели сборщики урожая. Удача сопутствовала им крайне редко, но все же случалась. Разумно распределяя крохи, которые удавалось наскрести с кожуры плодов, они рассчитывали протянуть, как минимум, лето. Они возлагали надежды на озеро: там была вода и уж, наверное, какие-то водоросли до поры до времени могли служить маломальским подспорьем. С наступлением тепла они собирались отправиться вдоль берега вниз по течению Миссисипи на юг, в теплые края. Надеялись и на то, что их прокормит океан.

Озеро, однако, было мертво. По всему берегу, выжженному до черноты, грудами высились, точно погребальные памятники, целые косяки гниющей рыбы. Мысль о том, что и океан может оказаться в таком же печальном состоянии, была просто невыносима.

Но главное из их чаяний заключалось в надежде, что Земля все-таки выжила. В почве могли уцелеть и незаметно пустить корни семена, считанные единицы, чудом спасшиеся, как и они сами, они должны были расцвести и спасти землю, вернуть ей зеленое одеяние.