Джим Батчер - Кодекс Алеры. Том 1

Олдрик смотрел им вслед.

— Ты был с ними немного жестковат. Если уж Короне захотелось заслать кого-нибудь в долину, они были бы не в состоянии помешать этому, как бы ни старались.

— Ты не знаешь Гая, — возразил Фиделиас. — Он не всезнайка и все же уязвим. Нам надо было лететь сюда еще вчера вечером.

— Мы попали бы в самый разгар грозы, — не сдавался мечник. — Она бы нас убила.

— Да, гроза жуткая, — согласилась Одиана. — И еще, бывший курсор, тогда у тебя не было бы возможности поразвлечься с хорошенькой рабыней. — В последних словах прозвучала почти нескрываемая издевка, и Олдрик снова прикрыл ей рот рукой. Она легонько укусила его за палец, заворчала, и мечник с улыбкой отпустил ее.

Фиделиас пристально посмотрел на водяную ведьму. Она знала. Он представления не имел, что ей известно о жене Аквитейна и о разговоре после их ухода, но по ее сияющим глазам видел — довольно много.

Тяжесть в желудке усилилась, когда он прикинул вероятное развитие событий в случае, если Аквитейн узнает о его связи со своей женой. Похоже, порой Аквитейн мог не разглядеть леса за деревьями, но и терпением не отличался, особенно в отношениях с теми, кто рискнул унизить его, переспав с его женой. Несколько жалких кусочков хлеба, которые Фиделиас через силу заставил себя проглотить в полете, отчаянно просились наружу. Он постарался придать лицу безмятежное выражение и подумал, что пора что-то делать с водяной ведьмой: он не хотел зависеть от нее.

Совладав с собой, он одарил ее улыбкой.

— Мне кажется, нам стоит подумать о первоочередной задаче.

— На вид ничего сложного, — заметил Олдрик. — Сесть на лошадей. Доехать до места встречи. Поговорить с дикарем. Вернуться.

Фиделиас огляделся по сторонам и вполголоса приказал Вамме привести лошадей. Земляная фурия шевельнулась у его правой ноги и тут же исчезла.

— Я не думаю, чтобы проблемы возникли с поездкой. А с дикарем могут.

Олдрик передернул плечами.

— С ним проблем не будет.

Бывший курсор принялся натягивать перчатки для верховой езды.

— Думаешь, твой меч что-нибудь изменит?

— Он может изменить что угодно.

Фиделиас улыбнулся.

— Он марат. Он не человек. Они думают не так, как мы.

Олдрик хмуро уставился на него.

— Не пытайся его запугать. Он будет видеть в твоем мече опасный предмет — а сам ты останешься лишь мягким, слабым существом, которое держит его в руках.

Выражение лица Олдрика не изменилось ни на йоту.

Фиделиас вздохнул.

— Послушай, Олдрик. Мараты имеют совершенно иное представление о личности, нежели мы. Вся их культура основана на тотемах. Их племена созданы по принципу единства с животными-тотемами. Если у человека могущественный тотем, к нему относятся с уважением. Но если человеку приходится прятаться за своим тотемом, а не сражаться с ним рядом, это делает его несколько сомнительным. Они называют нас племенем мертвых. Они считают наше оружие и доспехи нашим тотемом — Мертвой землей. Мы прячемся за нашими мертвыми тотемами, а не идем в битву рядом с ними. Понятно?

— Нет, — признался Олдрик. Он осторожно отстранился от Одианы и достал свои перчатки. — Чушь какая-то.

— Для тебя чушь, — сказал Фиделиас. — А для маратов — очевидная вещь.

— Дикари, — заметил Олдрик. Одиана подошла к мешкам и достала его меч в ножнах. Он не глядя протянул руку; она вложила в нее меч и смотрела, как он застегивает его на поясе. — А что будет, если они откажутся нам помогать?

— Предоставь это мне, — сказал Фиделиас.

Олдрик приподнял брови.

— Я серьезно. Держи свое оружие в ножнах, если только все не пойдет прахом.

— А если пойдет?

— Убей всех, кроме себя, меня и ведьмы.

Олдрик улыбнулся.

— А мне что делать? — поинтересовалась Одиана. Исполнив долг перед Олдриком, она отступила на несколько шагов и стояла теперь, ковыряя грязь носком башмака, но не забывая при этом приподнять подол.

— Ты просто следи за маратами. Если почувствуешь, что они начинают злиться, предупреди нас.

Одиана нахмурилась и посмотрела на Фиделиаса, потом уперла руку в волнующий изгиб бедра и спросила:

— Если Олдрику придется убивать кого-нибудь, можно мне тоже? Это ведь только справедливо, а?

— Посмотрим, — буркнул Фиделиас.

— Я ведь никого не убила вчера вечером. Теперь моя очередь.

— Там видно будет.

Одиана топнула ногой и, нахмурившись, скрестила руки на груди.

— Олдрик!

Здоровяк подошел к ней, снял плащ и машинально накинул ей на плечи.

— Успокойся, милая. Ты ведь знаешь, я не откажу тебе в удовольствии.

Она торжествующе улыбнулась ему.

— Правда?

— Когда это было не так? — Он наклонился и поцеловал ее, прижав к груди. Она с готовностью отозвалась на его поцелуй и зарылась пальцами в его волосы.

Фиделиас потер переносицу — напряжение, так и не отпускавшее его, грозило вот-вот перерасти в головную боль — и отошел от сладкой парочки. Спустя минуту появились подгоняемые Ваммой лошади. Фиделиас окликнул спутников, оторвавшихся друг от друга с явной неохотой; все трое уселись в седла и молча двинулись в путь.

Как он и предсказывал, поездка прошла без происшествий. Чуть в стороне мелькал в деревьях Этан — древесная фурия приняла на этот раз форму большой белки; впрочем, на таком расстоянии ее было плохо видно. Фиделиас следовал за своей фурией, почти не задумываясь: он привык полагаться на чутье и опыт Этана, можно сказать, с детства.

Они пересекли королевский тракт и продолжали двигаться на северо-восток по безлюдной, поросшей корявыми соснами и густым колючим кустарником местности. В нескольких милях впереди них угрожающе вздымался к небу темный силуэт горы. Гора эта, вспомнил Фиделиас, да и окружавшая их сосновая чаща издавна считались враждебными людям. Стоило ли удивляться, что мараты назначили им место встречи там, где ощущали себя в безопасности?

Фиделиас подвигал правым башмаком, пытаясь надежнее опереться на стремя. Башмак без спрятанного в нем ножа сидел на ноге как-то непривычно. Он ощутил, как губы его кривятся в слабой, горькой улыбке. Девчонка оказалась толковее, чем он ожидал. Она увидела подвернувшуюся возможность и воспользовалась ею без зазрения совести — как он ее и учил. Как ее наставник, он даже испытывал гордость за нее.

Однако как профессионал, он не испытывал ничего, кроме холодной, горькой досады. Она могла стать подспорьем в его планах, а вместо этого превратилась в непредвиденный фактор игры. Если она и правда добралась до долины, он боялся даже представить себе, какой ущерб может нанести она его делу, но даже если ее здесь нет, одна необходимость учитывать такую возможность очень раздражала.

Как бы он мешал осуществлению приведенного в действие плана, будь он на ее месте?