Дэн Симмонс - Эндимион (сборник)

Мы полагаем, что Энея сама не догадывается о том, какую угрозу она представляет для человечества. В каком-то смысле она лишь пешка в партии, которую разыгрывают некоторые элементы Центра.

Директор Хей-Модино вдруг произнес с нескрываемой злобой:

– Нам давным-давно следовало сбросить на Гиперион плазменные бомбы – в тот день, когда она вышла из Гробниц Времени. Стерилизовать всю планету, во избежание случайностей.

Его Святейшество нисколько не возмутился тем, что его столь бесцеремонно перебили.

– Верно, сын мой, и были те, кто советовал так поступить. Но Церковь не может лишить жизни ни в чем не повинных людей ради уничтожения одного человека. Мы совещались с теми секторами Центра, которые оказывали нам поддержку. Они указали на иезуита отца капитана де Сойю как на того, кому суждено поймать Энею. Но все наши попытки захватить ее закончились неудачей. Флот мог бы четыре года назад уничтожить ее звездолет, но получил приказ открывать огонь только в крайнем случае. Вот почему мы до сих пор продолжаем погоню. Что вам надлежит делать, месье Исодзаки, – что надлежит делать всем вам, – это поддерживать усилия Церкви, которые мы будем прилагать с еще большим рвением. Месье Альбедо?

Человек в сером заговорил вновь:

– Чтобы вы могли отчетливее представить себе надвигающуюся опасность, вообразите лесной пожар на планете с богатой кислородом атмосферой. Он сметет все на своем пути прежде, чем его попытаются затушить. Наша первая задача – убрать горючие материалы, хворост, без которого в лесу вполне можно обойтись.

– Нехристиане, – пробормотала директор Коньяни.

– Вот именно, – откликнулся Альбедо.

– Так вот почему их убивали, – проговорил Великий Инквизитор. – Всех этих несчастных на «Сайгон-мару». Все эти миллионы. Миллиарды…

Папа Урбан Шестнадцатый поднял руку, призывая к тишине.

– Не убивали! – резко возразил он. – Мы не лишили жизни ни одного человека, будь то христианин или нехристианин.

Собравшиеся недоуменно переглянулись.

– Его Святейшество прав, – заметил Альбедо.

– Но я собственными глазами видел трупы… – начал Великий Инквизитор. – Прошу прощения, святой отец, – произнес он, опомнившись.

Его Святейшество покачал головой:

– Ты прощен, сын мой. Мы понимаем, что ты взволнован. Объясните, месье Альбедо.

– Охотно, Ваше Святейшество, – откликнулся советник. – Тела на борту «Сайгон-мару», ваше преосвященство, вовсе не мертвы. Центр, точнее, Гуманисты придумали технологию, по которой люди на время помещаются в стазис, становятся не живыми и не мертвыми…

– Как в криогенной фуге? – уточнил директор Эрон, которому довелось много путешествовать.

Альбедо покачал головой:

– Гораздо сложнее. И менее опасно. – Он махнул рукой, продемонстрировав наманикюренные ногти. – За минувшие семь лет мы погрузили в стазис семь миллиардов человек. В следующее десятилетие к ним присоединятся еще приблизительно сорок два миллиарда. На Окраине, да и в самой Священной Империи, много планет, большинство населения которых составляют нехристиане.

– Погрузили? – переспросила Коньяни.

Альбедо мрачно усмехнулся.

– Флот объявлял карантин на планете, не зная истинной причины. Затем на орбиту выходили наши звездолеты-роботы и проводили массовое «погружение». После чего «Опус Деи» на кораблях, предоставленных «Cor Unum», переправлял тела…

– Зачем понадобилось их переправлять? – перебил Великий Инквизитор. – Почему нельзя было оставить их на родной планете?

– Их следовало укрыть там, куда не смогла бы добраться Энея, Джон Доменико, – ответил Его Святейшество. – Спрятать надежно и с любовью до тех пор, пока не минует опасность.

Великий Инквизитор в знак согласия склонил голову.

– Кроме того, – продолжал советник Альбедо, – Гуманисты сконструировали… новый тип солдат… именно для того, чтобы разыскать и поймать Энею прежде, чем она успеет распространить заразу. Первый такой киборг появился четыре года назад и получил имя Радаманта Немез. Таких солдат немного, но они вполне способны преодолеть любые преграды, которые могут возникнуть на их пути… и даже справиться со Шрайком.

– Шрайк подчиняется Богостроителям и другим ИскИнам? – спросил отец Фаррелл, впервые за все время разговора осмелившийся подать голос.

– Мы думаем, что да, – ответил кардинал Лурдзамийский. – Этот демон как будто охраняет Энею… помогает распространять заразу. Богостроители, по-видимому, отыскали способ включать для нее порталы. Боюсь, в наше время дьявол нашел себе достаточно союзников…

Альбедо поднял палец:

– Должен подчеркнуть, что Немез и другие киборги опасны… как любые существа, одержимые одной идеей. Как только девочку поймают, мы их уничтожим. Их существование оправдывается только угрозой, которую представляет Энея.

– Святой отец, – проговорил Кендзо Исодзаки, молитвенно сложив ладони, – что еще мы можем сделать?

– Молитесь, сын мой. – Взгляд Его Святейшества выражал скорбь и боль. – Молитесь и помогайте Матери Церкви в ее стремлении спасти человечество.

– Крестовый поход будет продолжаться, – сказал кардинал Лурдзамийский. – Мы постараемся преподать Бродягам хороший урок.

– Именно с этой целью, – заметил Альбедо, – Техно-Центр сконструировал двигатель Гидеона, а сейчас обдумывает новые технологии.

– Мы будем и дальше искать девочку… точнее, девушку, – поправился кардинал Лурдзамийский. – И если мы ее поймаем, она будет надежно изолирована.

– А если не поймаем, ваше преосвященство? – спросил Великий Инквизитор.

Кардинал Лурдзамийский не ответил.

– Мы должны молиться, – сказал Его Святейшество. – В пору, когда Церкви и всему человечеству угрожает гибель, мы должны воззвать о помощи к Господу нашему Иисусу Христу. Еще мы должны делать все, что зависит от нас, и требовать от себя невозможного. И молиться за души наших братьев и сестер во Христе, даже – и особенно – за душу Энеи, которая бездумно ведет своих собратьев к гибели.

– Аминь, – произнес монсеньор Лукас Одди.

Собравшиеся преклонили колени и склонили головы, а Его Святейшество Папа Урбан Шестнадцатый поднялся и направился к алтарю, чтобы вознести благодарственную молитву.

Энея.

Это имя – первое, что всплыло у меня в памяти. Я подумал о ней прежде, чем даже о себе.

Энея.

А потом пришли боль, грохот, сырость. Но главное – боль. Именно боль и привела меня в сознание.

Я открыл один глаз. Другой казался крепко склеенным то ли запекшейся кровью, то ли чем еще. Раньше, чем вспомнил, кто я и где нахожусь, я ощутил боль от бесчисленных ушибов и порезов; сильнее всего досталось правой ноге. Тут я вспомнил, кто я. А затем – где недавно был.