Дэн Симмонс - Эндимион (сборник)

Ему уже и мазь от ожогов наложили, и пластиповязки, и жидкий дезинфектант, подключили внутривенную капельницу из аптечки спасательного катера, но это мало чем могло помочь. Я видел такие ожоги. Трое моих друзей в битве на Ледяном Когте прожили после таких ожогов всего два часа – медицинские боты не успели подобрать их. Кричали они тогда просто невыносимо.

Отец капитан де Сойя не кричал. Из последних сил, стиснув зубы, он сдерживал крик боли. Энея опустилась около него на колени.

Де Сойя ее не узнал.

– Бетц? – пробормотал он. – Эколог Аргайл? Нет… ты погиб на посту. Все погибли… Пол Дениш… Элия… молодые гвардейцы… Все… твое лицо… кажется мне знакомым.

Энея хотела взять его за руку – и увидела, что де Сойя лишился трех пальцев. Тогда она положила ладонь рядом на одеяло.

– Отец капитан, – очень мягко сказала она.

– Энея, – выговорил де Сойя. Его темные глаза впервые по-настоящему взглянули на нее. – Ты то самое дитя… столько месяцев гонялся за тобой… смотрел на тебя, когда ты вышла из Сфинкса. Невероятное дитя. Так рад, что ты выжила. – Он посмотрел на меня. – А ты Рауль Эндимион. Я видел твое досье. Едва не схватил тебя на Безбрежном Море. – Снова накатила волна боли, отец капитан прикрыл глаза и закусил обожженную, окровавленную нижнюю губу. Наконец он снова открыл глаза. – У меня есть твоя… личная вещь. На «Рафаиле». Священная Канцелярия позволила мне забрать ее… Сержант Грегориус тебе отдаст, когда я умру.

Я кивнул, понятия не имея, о чем он говорит.

– Отец капитан де Сойя, – прошептала Энея. – Федерико… вы слышите меня?

– Да, – выдохнул он. – Обезболивающее… сказал сержанту Грегориусу «нет»… не хочу уйти во сне. Уйти легко. – Боль вернулась.

Кожа на шее и на груди де Сойи обуглилась и растрескалась, как чешуя, из трещин сочилась кровь. Он не открывал глаз, пока боль не отступила. Этот приступ длился дольше. Вспомнив, как меня скрутила почечная колика, я попытался представить, что он сейчас чувствует, – и не смог.

– Отец капитан, – позвала Энея, – вы еще можете выжить…

Де Сойя, превозмогая боль, энергично покачал головой. Его левое ухо обгорело почти до угольной черноты. У меня на глазах кусок ушной раковины отвалился на подушку.

– Нет! – прохрипел капитан. – Я сказал Грегориусу… никаких частичных воскрешений… идиотом, бесполым придурком… – Сквозь опаленные зубы прорвался кашель – а может, смешок. – Я священник, насмотрелся. Все равно… устал… устал от… – Остатки обгоревших пальцев постучали по розовому кресту на груди. – Пусть эта тварь сдохнет со мной.

Энея кивнула:

– Я не о воскрешении, отец капитан. Я говорила о жизни. Об исцелении.

Де Сойя попытался моргнуть, но обгорелые веки не слушались.

– Не хочу – узником Империи… – выдавил он. Каждая фраза сопровождалась тяжким, всхлипывающим вдохом. – Они… меня… казнят. Я заслужил…. Убил много невинных… мужчин… женщин… защищая… друзей.

– Отец капитан, Империя по-прежнему нас преследует. Но у нас есть корабль. В нем – автохирург.

Сержант Грегориус, тихо стоявший у стены, выступил вперед. Карел Шан не приходил в сознание. Хоган Жабер, затерявшийся в пучине собственных горестей, никак не реагировал.

Энее пришлось повторить свои слова, чтобы смысл сказанного дошел до отца капитана.

– Корабль? – переспросил он. – Древний корабль Гегемонии, тот, на котором вы скрылись? На нем нет орудий?

– Нет. И никогда не было.

Де Сойя покачал головой:

– На нас наскочило… должно быть… полсотни кораблей… класса «архангел». Подбил… несколько… остальные… еще там. Нет ни единого шанса… добраться… до… точки перехода… прежде… – Он опустил обожженные веки, пережидая боль. На этот раз она едва не унесла его. Но отец капитан вновь заставил себя вернуться.

– Все будет хорошо, – прошептала Энея. – Это мои заботы. Вы будете в автохирурге. Но прежде вам надо кое-что сделать.

От изнеможения отец капитан не мог говорить, но повернул голову, чтобы лучше слышать.

– Вы должны отречься от крестоформа. Отказаться от такого бессмертия.

– Я бы с радостью… – выдохнул он. – Но увы… не могу… единожды принятый… крестоформ… не может быть… отторгнут.

– Нет, может, – шепотом возразила Энея. – Если вы решитесь, я сделаю так, чтобы он отпал. У нас очень древний автохирург. Он просто не сможет лечить вас, пока этот паразит пронизывает все ваше тело. А христианского реаниматора на борту нет…

Тут де Сойя протянул к ней обугленную трехпалую руку и крепко ухватил ее за рукав.

– Не важно… не важно, пусть я умру… сними его. Сними его. Умру истинной… Снова… католиком… если ты… поможешь мне… его… СОДРАТЬ! – Последнее слово он почти прокричал.

– У вас найдется чашка или стакан? – повернулась Энея к сержанту.

– В аптечке есть кружка, – ответил сержант. – Но воды нет…

– Я принесла. – Энея сняла с пояса термос-флягу.

Я думал, во фляге вино, но там была самая обыкновенная вода, мы набрали ее перед выходом из Храма-Парящего-в-Воздухе. Энея не стала терять время на поиски тампона, спирта, стерильного ланцета – она взяла у меня охотничий нож и резанула себе по пальцам, а потом опустила руку в прозрачную пластиковую кружку, и в воде расплылись алые разводы.

– Выпейте это, – сказала она отцу капитану де Сойе, помогая ему приподнять голову.

Умирающий отхлебнул, закашлялся, отхлебнул еще раз. Когда Энея опускала его голову на подушку, он закрыл глаза.

– Крестоформ отвалится через двадцать четыре часа, – прошептала моя спутница.

Отец капитан де Сойя снова издал кашляющий смешок.

– Через час я умру.

– Вы будете в автохирурге через пятнадцать минут, – улыбнулась Энея. – А теперь – поспите… но только не умирайте, Федерико де Сойя!.. Не умирайте. Нам о многом надо поговорить. А вы еще должны оказать мне… нам большую услугу.

Сержант Грегориус подошел поближе.

– Мадемуазель Энея… – Он замялся, переступил с ноги на ногу и попробовал снова: – Мадемуазель Энея, а мне можно… э-э-э… причаститься этой водой?

– Да, сержант. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Но если вы выпьете хотя бы глоток, вам уже никогда не носить крестоформ. Никогда. Воскрешения не будет. А еще проявятся другие… побочные эффекты.

Грегориус решительно отмахнулся:

– Я десять лет во всем следовал за капитаном. Последую и теперь. – И сержант сделал большой глоток розоватой воды.

Глаза де Сойи были закрыты, я думал, он спит или просто потерял сознание, но он приоткрыл веки и сказал Грегориусу:

– Сержант, принесите месье Эндимиону сверток, который мы вытащили из катера.

– Есть, капитан.

Порывшись в хламе, сваленном в углу комнаты, он вручил мне запечатанный тубус.