Владимир Черепнин - Свирепый черт Лялечка

Почти безмолвный поединок завершился полным поражением папика. Не знаю, какая мысль посетила его, возможно он осознал, что находится в лесу, один, среди неведомых доселе незнакомцев, которые не только не выказывали должного почтения и преклонения, но и имели наглость не повиноваться. Может быть фантазия нарисовала ему страшную картину возможных последствий столь опасного общения. Как бы там не было, но юный священник проявил завидную прыть: неожиданно он рванул с поляны и в считанные секунды скрылся из вида.

Почти тут же до нас донесся странный монолог, по крайней мере, с моей точки зрения. Сначала осипший голос радостно воскликнул:

- Живой! Ура!

На что папик возбужденно ответил:

- Гони со всей прыти! Потом радоваться будешь!

- А как же моя секретность?

- Не до секретности сейчас! Гони!

- Куда гнать то?

- Назад, в город. Дело государственной важности!

На первый взгляд, ничего странного в этом разговоре не было. Вот, только там, куда ретировался папик никого кроме коровы не было. Не с ней же он говорил...

Привязка к местности

- Ну, и как ты собираешься Пахана свергать, если даже вшивого папика пожалел? - Обрушилась на меня Лялечка, как только заслышался скрип повозки. - По-людски, не по-людски... Я посмотрю, как он с тобой поступит, если попадешь в его руки. Ладно, что теперь горевать. Как говорится, первый папик - комом. Не волнуйся, их тут, как собак нерезаных. Мы еще столько разноцветных скальпов поснимаем, что при нашем упоминании будут трястись от страха все бледнолицые гуроны. Ну, что, пойдем дальше?

Чертовушка, как ни в чем не бывало, закончила свою кровожадную речь, и мы покинули поляну.

Дорога петляла вдоль чащобы, периодически ныряла в лес и извивалась между вековыми стволами, затем вновь выходила на простор и продолжалась по кромке зарослей. Где-то через час после того как нас покинул местный священнослужитель с английскими манерами (ни фига не попрощался) мы в очередной раз вышли из леса. На этот раз - окончательно.

С небольшого холма, на вершине которого мы оказались, открывалась живописная панорама. У подножия раскинулось несколько деревушек, обрамленных распаханными полями, а чуть дальше располагался город, в центре которого выделялись два превосходящих все окружающее строения. Величественный не то храм, не то замок и вдвое меньший бревенчатый терем.

Неожиданно Лялечка обрадовалась и пошла слегка пританцовывая, почти вприпрыжку.

- Ну, и почему не спрашиваешь какой это город? Как называется и далеко ли до столицы?

- Придем, узнаю. - Ответил я своей спутнице ее же словами. - Что к тебе приставать с ерундой фиговой?

- А ты спроси!

- Зачем? Все равно не скажешь.

- А, вдруг, скажу?

- Не хочу рисковать. Опять обзываться начнешь. Скажешь, что я приставучий.

- Спроси, спроси, спроси...

- Ну, ладно, что это за город?

- Это Далдоноград! - Радостно сообщила чертовушка.

- Очень хорошо.

- А про столицу! Далеко ли она!

- А далеко ли от этого города до столицы?

- Это и есть столица царства Далдония! - Счастливо сообщила Лялечка. И правит там царь Далдон. Раньше их пересчитывали: Далдон Первый, Далдон Второй, Третий, а потом сбились на фиг. И теперь все цари - просто Далдоны. Далдон умер, да здравствует Далдон!

У меня сложилось впечатление, что когда я спрашивал в прошлый раз, она понятия не имела где мы с ней находимся, и куда ведет дорога. А теперь, увидев город - узнала его и поспешила со мной поделиться.

- Что скажешь, советчица? В Далдоноград идем?

- Память у тебя, Андрюшенька, бабско-куриная. Лялечкой меня зовут. А если хочешь обращаться ко мне по должности, то не забывай добавлять главная и мудрая. Понятно?

- Понятно.

- А в город конечно пойдем. А то что получается? Шли-шли, город увидели, развернулись и назад? А на том конце дороги тоже небось какой-нибудь городишко имеется. Дойдем до него и опять развернемся? Так и будем туда-сюда ходить, пока жратва не кончится. А я когда голодная, сразу фьють, превращусь в страшнючую зверюку. И съем тебя. Хочешь?

- Нет.

Где-то наполовину я притворился, что испугался. Но только наполовину. В смысле, притворился. На вторую половину действительно было страшновато. Все-таки черт, хоть и такой симпатичный.

- Тогда пошли в Далдоноград. Проверим, чем дышат Далдоны.

И мы стали спускаться с холма.

Мои попытки разузнать что-нибудь более конкретное о городе и его обитателях кроме того что я услышал, как только Лялечка узнала место нашего пребывания, не увенчались успехом. Чертовушка под всяческими благовидными предлогами, вплоть до заявления, что она давала подписку о неразглашении, отказывалась что-либо сообщить и хранила молчание... Имеется в виду информация. А о молчании в фонетическом смысле оставалось только мечтать. Лялечка щебетала без умолку до самого Далдонограда.

Арест

До стен города нам оставалось всего ничего, каких-то метров сто-сто пятьдесят, когда распахнулись ворота и исторгли из себя отряд стражников, хорошо разбавленный папиками. Процессия выглядела внушительно. Одних коров, оседланных копьеносцами и закованных в латы, по самым скромным прикидкам, было не менее пятидесяти. Пешие воины, ощетинившиеся колющимися и режущими предметами (пики, мечи, сабли) не поддавались количественной оценке. Много. Очень. Мой глазомер не приучен прикидывать численность людской толпы. Метры, вес - пожалуйста. Думаю, уложусь в статистическую погрешность, но людские массы... И все это разукрашено огромным количеством ирокезов папиков. Но, как я понял по цветовой палитре, из города вышли только низкочастотные представители спектра священнослужителей. Тьма красных, поменьше оранжевых, редкие - желтые, и мне показалось, что где-то в толпе мелькал и зеленый цвет. Но не стану утверждать, что это был именно ирокез. Может быть какой вояка повязал себе зеленую бандану в знак какого-нибудь протеста или потому что ему за это заплатили?

Хотя, не стану скрывать, мой инженерский мозг совершил попытку прикинуть, миграцией скольких же особей он стал невольным свидетелем. Чисто автоматически. И чисто теоретически. Он, иногда, без моего на то согласия и при моей полной пассивности, выкаблучивает такие расчеты, что потом, присоединившись к носителю (то бишь ко мне), вместе с ним (то бишь со мной) диву дается, как мог додуматься до таких расчетов. Вот, и теперь, где-то глубоко под моей черепной коробкой пошел процесс. Примерная ширина процессии умножилась на видимую глубину, затем на средний рост. Объем людской массы уже имелся. Оставалось только умножить полученную величину на плотность человеческого организма, а потом разделить полученный результат на среднестатистический вес человека... Последней мыслью по этому поводу было то, что разряженность между особями компенсируется вполне избыточным весом коров, ростом восседающих на них всадников и избытком металла.