Сергей Герасимов - Искушение

– Вот так, – сказал он, – так кровотечение прекратится. Все будет в порядке. В вас стреляли? Я слышал выстрел.

– Застрелили Холмса, – сказал Яков, – но он был еще жив. Это я его убил. Это я его убил.

– Я слышал два выстрела, – сказал Юлиан Мюри, – кто стрелял?

– Это они.

– Кто такие они? Нужно сразу вызвать полицию. Нет, вначале доктора, затем полицию.

– Нет, – сказал Яков, – не нужно ни доктора, ни полиции.

– Но у вас кровотечение.

– Теперь уже легче.

– Но они стреляли!

– Какие-то хулиганы застрелили мою собаку. Это не значит, что нужно вызывать полицию.

Юлиан Мюри осмотрелся.

– Это не просто хулиганы, – сказал он, – я помню, на стене висели две винтовки, теперь осталась только одна. Это не хулиганы, это очень опасные люди. Мне даже стало страшно самому. Они пробрались в дом, взяли винтовку, а на обратном пути застрелили собаку. Не думаю, чтобы Холмс на них бросился. Они его застрелили просто для развлечения. Или еще зачем-то. Как вы думаете?

Яков сел и приподнял левой рукой правую. Кровотечения уже не было.

– Я не знаю, – сказал он. – Но полицию вызывать мы не будем. Врача тоже не будем. Никого не будем. И я прошу вас никому об этом не рассказывать. Ничего не было.

Он посмотрел на кровавый след на полу и помолчал.

– Лучше скажем так, – продолжил он. – Холмс на меня набросился, а вы меня спасли. Вы выстрелили два раза. Один раз попали в лапу, другой – в живот. Но он успел меня покусать.

– Но зачем так сложно? – спросил Юлиан Мюри.

– Просто обещайте мне. Пожалуйста.

Ночью пошел снег и все изменилось. Нет мелочи, которая не могла бы перевернуть весь мир. Можно ли быть в чем-то уверенным после этого? Сейчас он не был уверен ни в чем. Может быть, Винни была права, когда назвала его сумасшедшим? Она так и сказала: <<���это ты сумасшедший, а не он>>, и он понял, что есть правда в ее словах. Но все было не так просто.

– Извини, – сказала Винни, – но у тебя была наверное, травма или сотрясение. После такого характер часто меняется. Ты же не всегда был таким, правда?

– Каким?

– Я не знаю, как это сказать. Но то, что ты мне рассказал про джина, это неправда. Дело в чем-то другом. Ты не такой, каким хочешь казаться. Я вижу, что тебе уже все это надоело. Ты бы с удовольствием бросил все и пожил бы нормальной жизнью.

– А что такое нормальная жизнь?

– Нормальная жизнь, это когда ты кого-то любишь. Или хотя бы что-то.

– Кто тебе об этом сказал?

– Мне не нужно об этом говорить, я же женщина.

Тогда он впервые понял, что она права. Он почувствовал в себе беспредельность, спрессованную в точку, цветок, готовый раскрыться. Но это чувство сразу прошло.

– Ты любишь хоть что-нибудь? – спросила Винни.

– Нет.

– Значит, ненавидишь?

– Тоже нет.

– Почему?

Почему? Если бы он знал почему.

– Мне кажется, что ты не из тех женщин, которые придают слишком большое значение любви, – сказал он.

– Как раз такие женщины умеют любить по-настоящему, когда приходит время.

Снег за окном вдруг сгустился до плотности кефира и в комнате стало темно. Он почувствовал себя ребенком, забытым в большом пустом доме, – в доме, который назывался жизнь, в доме, где было тысяча комнат и сто тысяч игрушек, и все, что только может пожелать прихотливая детская душа. Было все, кроме людей. Он вспомнил рассказ о царе, который дал детям все, но запретил своим слугам разговаривать с детьми, чтобы узнать, на каком языке они заговорят сами. Тот царь долго ждал, пока дети заговорят, но так и не дождался, потому что все дети умерли. Хотя они имели все. В жизни нет ничего хорошего, кроме людей, и нет ничего плохого, кроме людей. И нет ничего, если нет людей.

– Когда приходит время, – повторил он, – когда придет твое время?

– Оно уже пришло, – сказала Винни и отошла в другой конец комнаты. – Я бы ни за что не стала тебе помогать, если бы ты попросил меня теперь. Если бы мы встретились только сегодня.

– А что изменилось?

– Все.

– Конечно, весна стала зимой, ночь днем, хорошее стало плохим, а плохое хорошим. А в тебе заговорила совесть. Ты так и будешь стоять, ничего не делая?

– Делая.

– Как раз такие женщины умеют превращаться в сфинксов, когда приходит время, – передразнил он. – Да ладно, давай действительно займемся делом.

Сильный снег шел не дольше минуты и уже перестал. В разрывах туч быстро проносились низкие клочья голубого неба.

Они договорились о плане на сегодняшний день. С утра Винни уйдет куда-нибудь, предупредив Йеркса. Уйдет, например, в магазин. Когда она не вернется ко времени обеда, Йеркс начнет беспокоиться. Если он не начнет беспокоиться, то беспокоиться будет Юлиан Мюри; он пойдет искать Винни. Он выйдет из дому и позвонит из какого-нибудь близкого автомата. Он расскажет Йерксу о том, что произошло с его знакомой, и предупредит, что следующей жертвой станет его жена. Или сам Йеркс, если будет выходить из дому или звонить. Сюда Винни уже не вернется.

– Я думаю, что это сработает, – сказала Винни, – но пообещай мне, что если не сработает, ты не станешь придумывать ничего нового.

– Почему тебе не нравится то, что я придумываю?

– Не нравится. Во всем этом есть что-то дьявольское.

– Неужели? – он чуть не рассмеялся; захотел рассмеяться, но не смог. – Дьявол это – как правильно заметил великий немец – часть той сила, которая стремится к злу, а творит одно добро. Из неумения, должно быть. А вот люди – наоборот – та сила, которая стремится к добру, а творит лишь зло. Тоже из глупости и неумения. Я же стремлюсь к злу и делаю зло, не забивая себя голову моральным хламом. И пока мне все удается.

– Не обольщайся, – сказала Винни. – Может вдруг оказаться, что ты делаешь совсем не то, что тебе кажется.

Около одиннадцати утра она заявила Якову, что идет в аптеку. Она чувствует себя больной и ей обязательно нужно лекарство. В это время Яков пытался завтракать, держа ложку в левой руке. Его правая почти не действовала – клыки собаки повредили нерв. Он положил ложку.

– Я бы попросил тебя сегодня не выходить из дому.

– Почему это? Что, во дворе бегает еще десяток бешеных собак?

– Плохая погода…

– Да, а я маленькая девочка, а вы – моя мама, – возмутилась Винни, – только этого мне не хватало! Я буду делать что хочу и когда хочу!

– Ну пожалуйста, ты же в конце концов в гостях. Я просто о тебе забочусь.

– Вы бы лучше позаботились о моем отце, когда он еще был жив! Слишком много заботы теперь!

Яков смутился. В голосе Винни слышалась непритворная ярость – те же нотки, которые иногда слышны в вое кошки, которую сопливые мальчишки загнали в угол. Ее лицо было искажено.

– Винни, ты же знаешь, что в том, что случилось, никто не был виноват…