Роберт Уильямс - Сочинения в 2-х томах

— Как мое имя? — спросил он.

— Эдвард Хаггинс Грофф, — ответил Миллер. — Тебе тридцать семь лет. Ты биохимик, ведущий исследования в области геронтологии. Женат, двое детей пяти и трех лет. Мальчик и девочка. Зовут их Роберт и Эллис.

Он рассмеялся. Ситуация была ему совершенно ясна, и Миллер увидел ее забавную сторону.

Клерборну, Гроффу и жене явно было нужно больше времени, чтобы увидеть то же самое. Жена облизнула мигом пересохшие губы.

— Если вы — Гарольд Миллер, то кто же лежит в палате семьсот тринадцать? — спросила она.

— Понятия не имею, — ответил Миллер. — Ты что, посчитала его мной?

— Да.

— Но как ты могла это сделать? У него же забинтовано лицо...

— Лицо у него не забинтовано. Идите, посмотрите на него, а потом скажите, что мне еще оставалось делать?

Лицо жены было напряженным. Даже шаги ее прозвучали напряженно, когда она прошла с ним в палату семьсот тринадцать.

Гарольд Миллер вошел внутрь. Там на кровати лежал пациент. Гарольд Миллер взглянул на него и снова испытал шок.

Пациент был точной копией его самого. Они были одинаковы, как две горошины в стручке, похожи, как два сосущих матку молочных поросенка. Цвет волос, глаза, лицо, нос — все было одинаково, руки, оттенок кожи и так далее. Возможно, они не были совершенно идентичны, но так походили друг на друга, что разницу могли выявить лишь очень скрупулезные исследования.

— Да чтобы я пропал! — сказал Гарольд Миллер.

Теперь он понял, как обманулась жена. Этот человек походил на него так, что мог бы одурачить и родного брата. Но даже если жену и обманула его внешность, то уж имена-то должны были отличаться.

— Кто... Кто вы? — срывающимся голосом спросил Миллер.

— Гарольд Миллер, — ответил пациент. — А вы кто?

ГАРОЛЬД МИЛЛЕР еще раз испытал шок. Пациент не только походил на него, у него было и такое же имя. Неудивительно, что жена ошиблась.

Лежащий на кровати тоже выглядел потрясенным. Он уставился на Гарольда Миллера так, словно не мог поверить своим глазам, затем протер рукой глаза и снова вперился в него взглядом.

— Восхитительно! — выдохнул он. — Вы один из моих пра-пра-правнуков?

— Пра-пра-правнуков? — тупо повторил Гарольд Миллер. — Вот черт! — Он теперь понял, что чувствовал восьмилетний мальчишка, побежавший звать свою мать.

Он машинально попятился к стоящим в дверях жене, Гроффу и Клерборну.

— Ну, что я тебе говорила? — сказала жена, бледная и тяжело дышащая.

Ее «тебе» дало Миллеру надежду.

— Он спросил, не являюсь ли я его пра-пра-правнуком, — сказал он.

Даже их сходство и то, что у них одинаковые имена, не потрясло его больше, чем этот вопрос. Слова невольно вылетели изо рта пораженного пациента. В подобной ситуации люди обычно говорят правду. Но как это может быть правдой?

В палате висела тишина. Пациент молча глядел на них. По его лицу было не трудно догадаться, что он уже пожалел, что не удержал рот на замке. Но теперь он наглухо закрылся.

Гарольд Миллер продолжал пятиться к выходу из палаты. Было чертовски страшно встретить человека, который не только походил на тебя, как брат-близнец, но и носил то же имя. Миллеру хотелось уйти. Ему нужно было время, чтобы все обдумать.

Эд Грофф тихонько закрыл дверь. Эд всегда принадлежал к тем, кто гоняется за призраками, а позже обнаруживает, что лучше бы он вместо этого просто занимался своей работой. Грофф подошел к кровати.

— Вы сказали «пра-пра-правнук»? — спросил он спокойным, рассудительным голосом.

Его голос показывал, что он задал вежливый вопрос и ожидал вежливого ответа.

Пациент выглядел смущенным. Он посмотрел на Гроффа, потом снова на Гарольда Миллера, открыл было рот, но тут же опять закрыл его, словно передумал.

— Уходите, — сказал он. — Мне чертовски больно. Убирайтесь отсюда!

— Но вы действительно сказали «пра-пра-правнук»? — настойчиво повторил вопрос Грофф. — Вы не выглядите старше, чем на тридцать.

— Внешность бывает обманчива, — сказал пациент, по-прежнему глядя не на Гроффа или кого-то другого, а только на Гарольда Миллера.

— Я знаю, что внешность бывает обманчива, — терпеливо сказал ему Грофф. — Сколько вам лет?

— А, черт, я уже и забыл, — ответил пациент. — Где-то девятьсот с хвостиком... — Он тут же понял, что снова проговорился, и лицо его напряглось. — Забудьте, что я вам сказал. Я безумен, не в своем уме. Во время аварии я получил удар по голове, и мысли мои все еще путаются.

— Но разговариваете вы совершенно нормально, — сказал Эд Грофф. — Вот только говорите так, словно жалеете, что сказали правду.

— Н-ну...

— Как вам может быть более девятисот лет? — продолжал настаивать Грофф.

— Какого черта вы задаете мне все эти вопросы, — раздраженно спросил пациент, все более смущаясь. — Вы кто, репортер?

— Нет, ответил Грофф. — Я биохимик. Мы все биохимики, кроме миссис Миллер.

— А кто такой биохимик?

— Биохимик — это химик, который изучает химию живых организмов, клетки, органы и их продукцию. Он исследует живые процессы, изменения в живых организмах. Он исследует саму жизнь.

— Понятно, — сказал пациент.

Казалось, он задумался о собственных проблемах. Затем опять устремил взгляд на Гарольда Миллера, кивнул, словно утвердившись в увиденном, и повернулся к Эду Гроффу.

— Какое значение имеет мой возраст для биохимика? — голос его прозвучал вовсе не дружелюбно.

— Ну... — начал было Грофф и замолчал.

Ответ на этот вопрос потребовал бы долгих объяснений, которые ему не хотелось давать. Так же этот ответ потребовал бы рассказ о целях и методах геронтологии, и о Фонде, о котором еще больше не хотел говорить. Работы Фонда не являлись секретными, но и, по очевидным причинам, о них не писалось на первых страницах газет. Людей, работающих на Фонд, постоянно предупреждали, чтобы они держали рты на замке, и не потому, что Фонд был секретной организацией, а потому, что исследования, проводимые им, могли оказаться посильнее атомной бомбы. Неблагоразумная реклама, хотя бы намекнувшая, что Фонд решил проблему старения, могла привести к бедствиям. Если бы за границу просочились слухи, что они могут возвращать старикам молодость, то со всего мира сюда поехали бы старики. Сначала отдельные люди, затем тонкая струйка, поток и, наконец, неудержимая лавина. И если Фонд не сумел бы сделать их снова молодыми или хотя бы дать им несколько дополнительных лет жизни, то в результате было бы неизмеримое горе, горечь и отчаяние.

Все это пронеслось в голове Эда Гроффа, пока он молчал.

— Я понял, — сказал пациент. — Вы хотите, чтобы я доверял вам, но не хотите довериться мне.

— Но... — неуверенно возразил Грофф.

— Продолжайте, продолжайте, — сказал пациент.