Сергей Герасимов - Помни о микротанцорах

– Да.

– Но все равно, мы имеем только один шанс. Я хочу посмотреть и почувствовать как это произойдет.

– Угу.

– Нет, ты не понял. Например, мы легонько поцелуемся сейчас, а потом – потом. Я хочу проверить, какая будет разница. Вдруг это лекарство не сработает.

Давай, положи фонарик. Выключи. Ты умеешь целоваться?

Несколько секунд было тихо, потом тишина затянулась, потом затянулась еще больше и прервалась лишь когда фонарик упал со стола. Спящие клавиши бормотали и вскрикивали во сне. Казалось, что им снится война или преследование, хотя что им может сниться, кроме…

– Ничего себе, – сказал Ник. – поцелуй меня еще раз.

– Вот-вот, я не думаю, что это твое лекарство сможет что-нибудь изменить.

– Почему?

– Потому что любить сильнее уже нельзя, какой ты глупый. Давай, обними меня крепче.

Шли дни и скелет в ванне стал покрываться тканями. Сердце еще просматривалось сквозь розовые ребра; сейчас оно было уже нормального размера и формы и непрерывно равномерно стучало, со скоростью 127 ударов в винуту. Легкие еще оставались маленькими, наполненными вместо воздуха амниотической жидкостью.

Сам уродец был плотно обтянут прозрачной пленкой, невидимой в растворе; сквозь эту пленку подводились нужные вещества и выводились ненужные. Тело формировалось сразу большим и взрослым, поэтому его не смогла бы питать обыкновенная пупочная артерия. Жидкость внутри камеры казалась неподвижной, но на самом деле она непрерывно текла, омывая каждую клетку, принося кислород, питание, строительный материал, и унося отходы и использованные продукты.

Вскоре стал ощущаться дефицит кальция, хотя настоящее кальцинирование костей еще и не начиналось. Валин увеличил подачу кальция на пятнадцать процентов. Это было еще в пределах нормы. Голова урода казалась непропорционально большой, как и голова обыкновенного человеческого эмбриона – по контрасту с тонким, пока несформировавшимся телом. Даже когда тело стало покрываться сморщенной красноватой кожей, оно все еще казалось маленьким, из-за нехватки подкожного жира. При этом длинные костлявые руки смотрелись довольно страшно. Они сформировались очень хорошо, с пятью длинными пальцами на каждой, с ногтем на каждом пальце. Руки упирались в стену ванной прямо над столом, где сидел Валин, прямо перед его лицом. Его обязанностью было следить за процессом, который не всегда протекал гладко, брать пробы, анализы, корректировать подачу веществ; он сидел здесь ночами и смотрел на огромные костяные пальцы растопыренные перед самым его лицом, и с каждой ночью ему становилось все страшнее. Однажды пальцы шевельнулись. С этого момента они уже не останавливались; казалось, они ищут что-то и пытаются что-то схватить. Иногда они стучали в стенку ванной и этот стук будил Валина, заснувшего за столом. Уже давно стало ясно, что растущее существо женского пола. Анализы амниотической и спиномозговой жизкости показывали норму, анализ ДНК тоже не давал повода для тревоги. Все же, когда тело было практически готово, возникли проблемы с анальными венозными узлами.

– А теперь откровенно, – сказал шеф, – что вы об этом думаете?

– Я думаю, что узлы нужно оперировать, иначе наша подружка будет сильно страдать от геморроя. И чем раньше оперировать, тем лучше. Но я не смогу сам.

Мне нужен ассистент.

– Я не об этом. Я ведь просил говорить откровенно.

– Ну ладно. Тогда так. Вначале я думал, может быть, сработал какой-нибудь скрытый тератоген и развитие пошло неправильно. Рождались ведь дети без рук после того, как матери принимали тадиомид. Правда, дети с такими руками никогда не рождались. Потом я стал думать, что это не совсем человек, а специально созданный урод. Такое ведь нетрудно сделать, изменив всего один ген. Я проверил все гены – ничего подобного, генной трансформации не было. И я понял, что это не просто подобное человеку существо: это существо, копирующее человека, оно имитирует нас, оно прячется за человеческим телом, как за маской, но само оно НЕ человек. Больше всего меня убедили эти руки. Не потому что они большие, но в них есть что-то, что-то такое, что заставило меня думать. Эти шевелящиеся пальцы слишком совершенны, чтобы быть результатом генетической ошибки.

– Хорошо, – сказал шеф. – Через пару дней оно родится. Я хочу присутствовать. Возможно, будут проблемы.

– А как же операция?

– Сделаем после рождения. Я подумаю об ассистенте.

Ночной сторож Порфирий сменялся в час тридцать после полуночи. В его комнатке стояли две кровати, стол, несколько тумбочек и стульев. В тумбочке хранились бутылки со спиртом, стереожурналы (разумеется, порно), стаканы, старые колоды карт, несколько нераспечатанных пачек чая.

Все это хозяйство принадлежало не смирному Порфирию, а его сменщикам:

Сереге и Лорику, которые были крутыми ребятами и по ночам играли в деберц, пили спирт, разведенный водой, глушили крепчайший чай, чтобы не уснуть, и разговаривали о девочках. Два сторожа требовались по инструкции, потому что оборудование лаборатории было самым современным и тянуло на миллион долларов, а то и на полтора. Ограбления были обычным делом. Происходило все, например, так. Ночью, часа в три или в четыре, по грузовой дорожке подкатывал грузовик.

Из грузовика выходило человек шесть, а то и семь. Сторожевые собаки, если таковые имелись, беззвучно расстреливались из пневматических пистолетов и начиналась атака здания. От охранников требовалось продержаться всего минут пятнадцать и, конечно же, вовремя вызвать полицию. По ночам, после часу тридцати и до шести утра, скоростные трассы для мобов отключались и полиция поэтому могла прибыть не раньше, чем через четверть часа – на вертолете-тарелке или на обычных автомобилях. Все серьезные ограбления в городе происходили ночью, после часа тридцати.

Порфирий подмел комнатку, поправил постели и вышел во двор. Здесь он сделал зарядку для рук и зарядку для пальцев – оказывается, Порфирий был не так-то прост. Поговаривали даже, что зимой он купается в проруби, в ледяной воде. А однажды его видели читающим журнал по генной хромистике, хотя в это и трудно поверить. Порфирий и в самом деле был не прост.

Из темноты вышел Альба (сокращенно от Альбатрос) – генетически модифицированный пес, совершенно лысый, с плотной пятнистой шкурой, причем шкура эта была способна менять цвет, как кожа хамелеона. Днем, под солнечным светом, его шкура становилась совершенно белой, и лишь под вечер на ней начинали проступать первые пятна.

Альба лизнул руку. Порфирий присел и потрепал животное по загривку.

– Ну как ты тут работал?

Пес вильнул хвостом и посмотрел в темноту.

– Ну работай, работай, не скучай.