Айзек Азимов - Детектив Элайдж Бейли и робот Дэниел Оливо [компиляция]

– Излюбленная трескучая фраза вашей партии, Фастольф. Нет никаких доказательств, что такое случится. Но, даже если это случится, это будет наш выбор. По крайней мере, мы хоть не увидим, как маложивущие варвары захватывают Галактику.

– Вы всерьез намекаете, что хотели бы увидеть смерть космической цивилизации, лишь бы остановить Землю?

– Я надеюсь, что мы не погибнем, Фастольф, но, если случится худшее, тогда что ж, моя смерть не менее страшна, чем триумф этих недочеловеков, маложивущих, пораженных болезнями существ.

– От которых мы произошли.

– …и с которыми больше не имеем генетической общности. Разве мы черви, потому что миллиарды лет назад наши предки были червями?

Фастольф сжал губы и направился к выходу. Торжествующий Амадейро не остановил его.

Дэниел не догадался, что Жискар погрузился в воспоминания. Во-первых, выражение лица у Жискара не менялось, а во-вторых, он уходил в воспоминания не так, как люди. У него это не занимало много времени.

С другой стороны череда мыслей, которая заставила Жискара вспомнить прошлое, побудила и Дэниела задуматься о тех же давних событиях, о которых в свое время рассказал ему Жискар. Жискар тоже не удивился задумчивости Дэниела.

После паузы их разговор продолжился, но продолжился по-новому, словно теперь каждый думал о прошлом за двоих.

– Похоже, друг Жискар, что народ Авроры теперь понимает, насколько он слабее Земли и ее Поселенческих миров, а значит, кризис, предсказанный Элайджем Бейли, благополучно миновал.

– Похоже, что так, друг Дэниел.

– Ты постарался, чтобы так случилось.

– Постарался. Я удерживал Совет в руках Фастольфа. Я сделал все возможное, чтобы убедить тех, кто формировал общественное мнение.

– Однако мне не по себе.

– Мне было не по себе на каждой стадии процесса, хотя я стремился никому не делать вреда. Я не прикоснулся ни к одному человеческому существу, когда видел, что ему нужно нечто большее, чем легкое касание. На Земле я просто смягчал страх репрессалий, в основном у тех, у кого этот страх и так был невелик: я рвал нить, которая готова была порваться. На Авроре все наоборот. Политические деятели не хотели поддерживать политику, ведущую к изгнанию их из уютного мирка, и я просто поддерживал это нежелание и укреплял нить, которая удерживала их. Это погружало меня в постоянное, хотя и слабое, беспокойство.

– Почему? Ты поощрял экспансию Земли и не одобрял экспансии космонитов. Так и должно было быть.

– Так ли? Подумай, друг Дэниел, разве землянин стоит больше, чем космонит? Ведь они оба люди.

– Есть разница. Элайдж Бейли считал, что ради заселения Галактики можно пожертвовать даже собственным народом. А доктор Амадейро думает, что пусть лучше зачахнут и Земля и космониты, лишь бы в Галактике не распространились земляне. Первый надеялся на успех либо одного, либо другого народа, а второй не хочет ничьего успеха. Разве мы не должны выбрать первого, друг Жискар?

– Похоже, что так, друг Дэниел. Наверное, ты до сих пор испытываешь определенное влияние своего бывшего партнера Элайджа Бейли?

– Я дорожу памятью о партнере Элайдже, и народ Земли – его народ.

– Я понимаю. Я уже много десятилетий говорю, что у тебя тенденция думать по-человечески, но не уверен, что это комплимент. Хотя ты и стараешься думать, как человек, ты все-таки не человек и связан Тремя Законами. Ты не смог бы повредить человеку, землянин он или космонит.

– Бывают случаи, друг Жискар, когда приходится выбирать. Нам дан приказ защищать леди Глэдию. Защищая ее, я могу вынужденно нанести вред человеку, и думаю, что при прочих равных условиях я охотнее немного повредил бы космониту, чтобы защитить землянина.

– Это тебе только кажется. На самом деле ты руководствовался бы конкретными обстоятельствами. Ты обнаружил бы, что не можешь обобщать, – сказал Жискар. – Вот так и со мной. Подталкивая Землю и удерживая Аврору, я сделал так, чтобы доктору Фастольфу не удалось убедить аврорианское правительство поддержать политику эмиграции и позволить распространиться сразу двум силам. Я не мог помочь и понимал, что часть его трудов пропала даром. Это наполняло его отчаянием и, возможно, ускорило его кончину. Я чувствовал его мысли, и это было больно. И все-таки, друг Дэниел, если бы я не сделал то, что сделал, это сильно уменьшило бы способность землян к экспансии, не улучшив и аврорианского продвижения в этом направлении. Тогда доктор Фастольф потерпел бы двойное фиаско – как с Землей, так и с Авророй, и доктор Амадейро оттеснил бы его от власти, Чувство поражения было бы для него еще сильнее. Я был глубоко предан доктору Фастольфу всю его жизнь, поэтому и предпочел действовать так, чтобы меньше его ранить и, по мере возможности, не вредить другим индивидуумам, с которыми имел дело, Если доктор Фастольф постоянно расстраивался, не умея убедить аврориан и вообще космонитов идти на новые планеты, то он, по крайней мере, радовался активной эмиграции землян.

– А ты не мог бы подтолкнуть и землян, и аврориан, чтобы полностью удовлетворить доктора Фастольфа?

– Мне это приходило в голову. Я рассмотрел такую возможность и решил, что не смогу. Чтобы склонить к эмиграции землян, требовалось пустяковое изменение, не приносящее вреда. Чтобы сделать то же самое с аврорианами, нужно было многое изменить, и это не могло пройти бесследно. А Первый Закон это запрещает.

– К сожалению.

– Да. Подумать только, что я мот бы сделать, если бы имел возможность радикально изменить образ мыслей доктора Амадейро! Но как я мог изменить его твердое решение противодействовать доктору Фастольфу? Это все равно что повернуть его голову на сто восемьдесят градусов. Такой поворот самой головы либо ее содержимого мог бы с равной эффективностью убить его. Цена моего могущества, друг Дэниел – невероятная дилемма, с которой я постоянно сталкиваюсь. Первый Закон, запрещающий вредить людям, обычно имеет в виду физический вред, который мы видим и о котором можем судить. Но человеческие эмоции и повороты мыслей понимаю только я, поэтому знаю о более тонких формах вреда, хотя и не вполне их понимаю. Во многих случаях я вынужден действовать без настоящей уверенности, и это вызывает постоянный стресс моих проводников. И все-таки я чувствую, что сделал хорошо. Я провел космонитов мимо кризисной точки. Аврора знает об объединенной силе поселенцев и будет вынуждена избегать конфликтов. Космониты должны понять, что применять репрессии уже поздно, и наше обещание Элайджу Бейли в этом смысле выполнено. Мы указали Земле путь, который приведет к покорению Галактики и образованию Галактической Империи.

Роботы возвращались к дому Глэдии. Дэниел вдруг остановился и прикоснулся к плечу Жискара: