Сергей Герасимов - Власть подвала

– Я не думал.

– Да я тоже не думала. Я очень мало вспоминала тебя все это время. Ты был не в памяти, а так – где-то рядом с памятью. Я все время была занята своей жизнью, а твое отсутствие лишь оттеняло мою ежедневную суету, придавало ей глубину. Вот и все. Как ты думаешь, зачем мы живем, если все заканчивается вот так?

– Бог знает.

– Бог ничего не знает. Он вечен и ему не понять что чувствуем мы. Он никогда не умирал сам, вот в чем дело. А мы умираем каждую секунду, каждая секунда приближает конец. Его время плоское как блин, а наше… Я не знаю.

– Я тоже не знаю.

– Вот видишь, никто ничего не знает. Я еще помню, что ты не любил кофе и не пил вина. У меня стоит бутылка виноградного сока. Разопьем за встречу?

Я пробыл у нее дней десять прежде чем уйти. Она много рассказывала о своей жизни и жизни своего мира; я помню, меня удивила одна деталь: в этом мире две тысячи сто двадцать третьего года не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего компьютер. Это делало для меня прогресс каким-то неправильным, ненастоящим.

Или даже фальшивым. Мне пришлось потрудиться, объясняя ей идею компьютера.

– Да вы просто обманываете сами себя, – сказала она, – обманываете, когда говорите, что не можете без компьютеров. Первые ваши атомные электростанции работали без компьютеров и первые космические корабли взлетели без них. Без них работало телевидение и телефонные сети. И ничего страшного. А теперь вы ставите компьютеры даже в детских садах и уверяете, что без них и шагу не сделать. Вы похожи на алкоголиков, которые разучились жить без бутылки.

Она так и не поняла, что значит компьютер для нас. Но, несмотря на такие мелочи, она, наверное, была единственной женщиной, которая когда-либо меня понимала. Или я слишком самовлюблен и принимаю за понимание простое одобрение?

Не знаю. Мы много говорили и наговорили горы всякой чепухи, но каждое слово этой чепухи имело для нас ценность. Я ушел до того момента, когда это все должно было закончиться. Я собирался посетить еще несколько других миров, но этот с тех пор так и остался звенеть в моей памяти. Не как колокольчик, а как зуммер, напоминающий о том, что я что-то сделал неверно.

После я попал в мир больших деревьев. Здесь прошло еще больше времени, пожалуй, несколько столетий. Свободной земли уже не было. Не было и людей. Они либо вымерли, либо переселились на ветви верхних ярусов. Сейчас я умел перемещать предметы и, в частности, самого себя. Поэтому я взлетел над живым зеленым кратером и попытался увидеть хотя бы какие-то следы человеческой деятельности.

Ничего. Я полетел над кронами, которые становились все выше и выше. Подъем шел под углом градусов в десять. Вскоре деревья достигли облаков. Над облаками я передохнул, наблюдая сквозь голубые провалы бесконечность листвы внизу. Зеленый цвет становился синим на большом расстоянии. Здесь был очень чистый воздух и превосходная видимость – не знаю, наверное, из-за того, что деревья давали много кислорода, а люди не могли ничего запачкать или испортить. Дальние перспективы здесь были совершенно сюрреальны: ведь геометрия этой планеты не была геометрией шара.

Я пробовал опускаться внутрь крон. Это было захватывающе и немного напоминало исследование подводных пещер. В том месте, где стволы старых деревьев срастались, они порой образовывали огромные трещины, идущие, возможно, на километры в глубину. Я не решался проникать туда. В ветвях я встретил довольно странных хищных зверьков, величиной с белку. Они умели отлично прыгать и перелетали довольно большие расстояния. Они собрались в стаю и, кажется, решили меня поймать. Когда я улетел, они еще долго скакали внизу.

Я продолжал подниматься и достиг той высоты, на которой начал замерзать.

Облака лежали далеко внизу, как клочки нерастаявшего снега. Они отсвечивали розовым, потому что солнце начинало опускаться. Здесь жили те же зверьки, но гораздо больших размеров – больше хорошей собаки. Они умели взлетать или выпрыгивать вертикально. Их зубы не сулили мне ничего хорошего. Возможно, что на большей высоте живут еще более странные и страшные создания, а где-нибудь в космических пространствах – вообще инфернальные твари. Когда-нибудь я вернусь сюда. Могучая сила живой природы здесь потрясает и поражает воображение. Не знаю откуда, не знаю для чего, но в людях живет тоска по огромному, тоска по величественному, по вечному. Живет она и во мне. Может быть, поэтому мы строим огромные храмы, пирамиды или колоссы на глиняных ногах.

Затем я посетил несчастных жителей мира покорности.

Палило желтое солнце и воздух был будто болен лихорадкой. В этом мире не хватало цвета – он был как пленка старого диафильма, на которой все цвета превратились в оттенки желтого и коричневого.

Серые вереницы людей с веревками на шеях медленно шли по каменной пустыне. Хруст твердых корочек под ногами; свое усталое дыхание и над этим – выпуклая, как линза, тишина. Теперь я был одним из них: босой, с израненными ступнями, вспотевший в своем жарком и дурно пахнущем войлочном одеянии. Солнце пекло непокрытую голову. На моей шее была веревка, за которую я себя же тащил.

Веревка была, что называется, «б/у»: вся замасленная и скользкая от многих лет употребления. Я не хотел отличаться от остальных. Я собирался подготовить им сюрприз.

Мы шли около двух часов, прежде чем достигли священной скалы. Здесь я, отдыхая в узкой, как пляжное полотенце, тени скалы, снова выслушал историю о том, как бог спустился с небес и высек великую истину огненным мечом. И истина эта была о том, что покорность воспитывает.

Священнику жара не мешала. Интересно, чувствуют ли жару боги?

– Покорность воспитывает! – возопил священник и наступила жуткая тишина, которую скалы отражали как эхо.

Все замолчали, склонив головы. Большинство из этих людей уже успели связать себе ноги веревочками, как они делали всегда, когда не шли. Некоторые даже вымачивали веревки в растворе соли, чтобы натертым ногам было больнее. Пальцы связывавших работали быстро и вслепую, как у старушек-рукодельниц.

– Какого цвета были одежды бога? – довольно тихо спросил я, но мой голос неожиданно легко разнесся по всей площади, отраженный от немых вертикальных скал.

– Одежды были огненного цвета, – не замешкавшись ответило священное лицо и подняло голову к небу.

С неба спускался огненный великан.

Конечно, великан был не идеален, но я старался изо всех сил. Что получилось, то получилось. Немного этот новый бог напоминал надувную куклу, но в руке у него был почти настоящий сверкающий меч.

Бог опустился на площадь как аэростат и прочно стал на ноги. Паломники жались к скалам. Все молчали. Прошла минута, потом еще минута. Все молчали.