Валентина Журавлева - Парень из преисподней (антология)

— Еще… не совсем… прошло…

Он поискал глазами Нину и не нашел. Амфитеатр зала, час назад полупустой, теперь был набит до отказа. Многим не хватало места, и они стояли в проходах, под выгнутыми металлическими шеями операторских кранов. Голубые зрачки объективов тускло поблескивали со всех сторон, и Андрею снова стало не по себе.

— Вот, собственно, и все. К моменту стыковки я уже окончательно пришел в себя. Автомат поставил дископлан в ангар, а я направился в стерилизатор… В инкубаторе меня встретили Кривцов и Свирин. Я боялся, что Кривцов заметит отсутствие аварийного запаса, и поэтому сказал Алексею, что мы справимся с «раздеванием» вдвоем. У Кривцова были еще какие-то дела с метеорными пушками, и он сразу ушел. Ну, а Свирин ничего не знал…

— Почему вы скрыли от товарищей свой поступок? Вы боялись последствий? — Это спросил Микаэлян.

— Последствий? В какой-то мере да. Если бы об этом узнали до вылета, то, во-первых, местность вокруг Белого озера была бы немедленно стерилизована и эксперимент…

— А во-вторых?

— А во-вторых… Если бы мне удалось убедить товарищей, нам бы пришлось вместе отвечать за нарушение устава… Я этого не хотел…

Андрей исподлобья взглянул на Медведева, но тот безучастно смотрел куда-то поверх людских голов. Микаэлян сидел красный и мрачный, с хрустом сцепляя и расцепляя на столе короткие толстые пальцы. Штейнкопф, кажется, вообще ничего не слышал — отложив в сторону раковину транзисторного синхропереводчика, он что-то писал, вернее, считал — тонкие губы беззвучно шевелились. Джозеф Кларк — тот самый Кларк, который открыл человечеству сверхсветовые скорости, — не скрывая восхищения и одобрения, наводил яростный беспорядок в своей уитменовской бороде. Остальные члены президиума Совета старались не глядеть друг на друга, бесцельно перелистывая копии докладной.

Кто-то из зала крикнул:

— Позор! Анархизм! Вон из науки!

Кажется, это был Столыпин.

И мгновенно амфитеатр превратился в клокочущую воронку. На столе запылали целые гирлянды сигнальных ламп: все требовали слова. Андрей стоял в центре этой гудящей воронки и не знал, что делать — оставаться у стола или идти в зал.

Прошло минут пять, прежде чем сквозь тысячеголосый гул пробился звон председательского колокольчика.

— То, что мы сейчас услышали, в корне меняет смысл и направление дискуссии… — Микаэлян медленно подбирал слова. — Совет вынужден… мы должны выяснить обстоятельства и предполагаемые последствия…

Микаэлян замялся, взглянув на Кларка, который, угрожающе набычившись, явно намеревался немедленно ринуться в бой.

— Последствия необдуманного поступка космобиолога Савина.

— Преступление!

Это опять выкрикнул Столыпин.

Микаэлян еще больше помрачнел и жестко кончил:

— О решении Совета по этому вопросу будет объявлено. Заседание считаю закрытым.

Снова взорвался, загудел, заклокотал амфитеатр, то ли одобряя, то ли угрожая, но, когда изо всех пяти проходов к нему устремились люди, Андрей растерянно отступил. Кто-то схватил его за рукав и изо всей силы потянул в боковую дверь.

— Алексей?

— Он самый. Скорей, а то останешься инвалидом.

Кривцов втолкнул его в какую-то узкую комнатушку, где шпалерами стояли роботы-уборщики.

— Посиди здесь. И не высовывай носа. Я найду Нину.

Он немного задержался у выхода, поправил очки.

— Ну и учудил ты, дорогой мой. Так учудил, что…

Кривцов махнул рукой и плотно прикрыл за собой дверь…

Они возвращались домой вдвоем. Машину вела Нина. Андрей сидел рядом, уткнув лицо в поднятый воротник пальто, и время от времени поводил плечами — не мог привыкнуть к штатскому костюму.

Они молчали всю дорогу, до самого дома. Лишь остановив машину у подъезда, Нина спросила тихо:

— Тяжело тебе, Андрюша, да?

Андрей вылез, ничего не ответив. Нина, торопливо разделавшись с программой автоводителя, подошла сзади, прижалась к мужу, обняв за плечи. Электромобиль просигналил и отправился в гараж.

Андрей, закинув голову, смотрел на звезды. Недавний теплый дождь вымыл небо, и тысячи светлячков копошились в бархатной черноте. Изредка между ними вспыхивали длинные иглы метеоров. Текучим дымком бледно светился Млечный Путь.

— Вот и все, Нинок. Отлетался я.

— Но, быть может…

— Нет. Исключено. Я бы на их месте поступил так же… Отлетался.

Андрей не оглядывался, и это было очень кстати. В глазах Нины промелькнуло что-то похожее на радость…

На первый взгляд все было хорошо. Очень хорошо. Слишком хорошо.

Нина могла теперь спать спокойно. Андрей был рядом. Он любил возиться с сыном, готовил обеды по собственным рецептам, не доверяя кухонным автоматам. Лекции в университете — Андрей читал там курс биологической эволюции Солнечной системы — занимали всего несколько часов в день, остальное время он сидел дома.

Это случилось через неделю после того памятного заседания Совета. Семь дней пролетели в сумасбродной, счастливой суматохе. Андрей перевернул весь дом. Он изобретал какие-то самоходные коляски, универсальную люльку-кровать, побрякушки, реагирующие на голос, рассчитывал оптимальные формы пеленок и совершенствовал методы закаливания — словом, энергично входил в роль молодого папы. Он часто и много, может быть, чересчур часто и чересчур много, говорил о том, как соскучился по Земле, о своих будущих «наземных» планах. Похоже, понимая умом неизбежность расплаты, подсознательно он все-таки надеялся на чудо.

В воскресенье рано утром прилетели Артур с Евой. День прошел отлично: они забрались на аквалете далеко вниз по Енисею, мужчины рыбачили, женщины собирали неяркие таежные цветы, сын то сладко спал, то отважно воевал с большими синими стрекозами. Вечер провели за столом. Оба — и Андрей, и Артур — много пили, похваливая домашнее ягодное вино.

И только в прихожей, надевая плащ, Артур сумрачно пробасил:

— Чуть не забыл… Ты это… не расстраивайся… Понимаешь, Совет лишил тебя звания космонавта за нарушение устава… со всеми вытекающими последствиями… Так что… понимаешь…

— Понимаю, — эхом отозвался Андрей и улыбнулся.

Чуда не произошло.

Осталась эта дежурная наклеенная улыбка — точно висячий замок на душе. Что там, за этим замком? Какая тоска? Какие бури? Можно только догадываться. И ничем нельзя помочь…

Первое время Нина старалась растормошить Андрея, отвлечь — водила по театрам и концертным залам, на лыжные прогулки и в турпоходы. За трехмесячный отпуск они облазили кратеры исландских вулканов и австралийские заповедники, ходили по плитам древних ацтекских храмов и спускались в подводный японский город Дзойя. Андрей был нежен и предупредителен. Он покорно делал все, что она придумывала. Но от этой покорности хотелось плакать.