Джон Уиндем - Кукушата Мидвича [liters]

– Господи! Так они, должно быть, впитывают в себя знания, как промокашка, при таких темпах обучения.

– Вот именно. Кое у кого из учителей прямо мурашки по спинам бегут.

– И все же вам как-то удается держать это в тайне?

– На уровне масс – да. У нас еще до сих пор сохраняется в силе соглашение с прессой, да и сама история, с точки зрения газетчиков, уже не имеет привкуса той сенсационности, которая была в свое время. Что до ближайшего окружения Мидвича, то тут потребовалась некоторая подпольная подготовка. Репутация Мидвича никогда не блистала – мягко говоря, жители соседних селений называли мидвичцев олухами. Ну, пришлось приложить усилия, чтобы репутация стала еще чернее. Сейчас в ближайших деревушках, во всяком случае, так заверяет Зиллейби, на Мидвич смотрят как на нечто вроде сумасшедшего дома, только без решеток. Мидвичцы, как всем известно, пострадали от Потерянного дня, особенно Дети, о которых говорят, что они, «днем-ударенные», почти как «мешком-ударенные», а потому так умственно деградировали, что наше гуманное правительство сочло необходимым организовать для них спецшколу. Да-да, нам удалось создать ей имидж школы для умственно отсталых. К ней относятся так же, как в обычных семьях относятся к родственнику-психопату. Время от времени на поверхность всплывает какой-нибудь слушок, но на него смотрят, как на нечто постыдное, а не как на событие, которое стоило бы предать широкой огласке. Даже протесты со стороны обозленных мидвичцев всерьез никем не принимаются, ибо поскольку все жители деревушки испытали в свое время одно и то же, то все они считаются «днем-ударенными».

– Потерянный день, – сказал я, – без сомнения, говорит об очень высокой технической оснащенности и предполагает огромную работу по подготовке и обеспечению этой операции. Чего я никогда не понимал, да и теперь не понимаю, так это почему ты требовал и явно требуешь до сих пор столь жесткого соблюдения секретности. Поведение Службы безопасности в Потерянный день понятно – ведь «нечто» совершило здесь вынужденную посадку. Такое дело действительно входит в круг обязанностей Службы. Но сейчас?.. Столько ухищрений, и все это только для того, чтобы понадежнее упрятать Детей! Какая-то странная возня в Грейндже, а ведь такая школа небось обходится побольше пары фунтов в год?

– А ты не думаешь, что государство, имеющее хорошо развитую систему социального обеспечения, может просто-напросто проявить бескорыстный интерес к тому, как эта система функционирует?

– Брось трепаться, Бернард, – остановил я его.

Но он не бросил. Он еще многое рассказал мне о Детях и о положении в Мидвиче, однако от ответа все же уклонился.

Из Трайна мы выехали сразу после ленча и добрались до Мидвича к двум часам дня. Как мне показалось, местечко ничуть не изменилось, как будто прошла только неделя, а не восемь лет. На площади у муниципалитета, где должно было состояться следствие, уже собрался народ.

– Похоже, – сказал Бернард, останавливая машину, – тебе придется перенести свои визиты на более поздний час. Тут собрался весь Мидвич.

– Ты думаешь, это надолго? – спросил я.

– Полагаю, чистая формальность. Возможно, все кончится через полчаса.

– Ты будешь свидетелем? – спросил я, удивляясь про себя, зачем ему надо было тащиться из Лондона, если все это пустая формальность.

– Нет. Так, понаблюдаю… – ответил он.

Я решил, что насчет отсрочки визитов он прав, и проследовал за ним.

Зал наполнялся; как много было знакомых лиц! Без сомнения, все жители деревушки, разве что кроме не способных двигаться, пришли на следствие.

Этого я понять никак не мог. Все они, конечно, знали жертву – молодого Джима Паули, но вряд ли этого было достаточно, чтобы собраться здесь всем, и уж совсем мало для объяснения той напряженности, которая пронизывала воздух. После нескольких минут я уже не верил, что все пройдет так гладко и формально, как предрекал Бернард. Я просто кожей ощущал, что взрыв неизбежен, и только оставалось неясным, кто подожжет запал.

И… ровным счетом ничего не произошло. Следствие действительно велось формально и закончилось быстро, через полчаса.

Я заметил, что Зиллейби немедля вышел из зала. Он поджидал нас у входа и поздоровался со мной так, будто мы расстались всего два дня назад.

– А вы-то как тут оказались? Я считал, что вы в Индии.

– В Канаде, – ответил я. – А тут случайно. – И объяснил, что это Бернард захватил меня с собой.

Зиллейби повернулся к Бернарду.

– Удовлетворены? – спросил он.

Бернард еле заметно пожал плечами.

– А как же иначе?

В эту минуту, лавируя между расходящимися зрителями, мимо прошли юноша и девушка. Я успел бросить беглый взгляд на их лица и теперь с удивлением смотрел им вслед.

– Но не может же быть, чтобы?..

– Да, это они, – ответил Зиллейби. – Разве вы не обратили внимание на их глаза?

– Но ведь это невероятно! Им же только девять лет!

– Календарных, – согласился Зиллейби.

Я продолжал смотреть им в спину.

– Это… этого не может быть!

– Невероятное, позволю себе вам напомнить, более склонно случаться в Мидвиче, чем в других местах, – заметил Зиллейби. – Мы его тут как семечки лузгаем. Раз – и готово! Вот на невозможное времени требуется чуть побольше, но мы научились справляться и с ним. Разве полковник вас не предупредил?

– Отчасти, – признал я. – Но эти двое! Они выглядят лет на шестнадцать-семнадцать!

– Физиологически, я уверен, так оно и есть.

Я продолжал глядеть им вслед, не веря своим глазам.

– Если вы не торопитесь, зайдем к нам, выпьем чаю, – предложил Зиллейби.

Бернард, поглядев на меня, предложил воспользоваться его машиной.

– Хорошо, – согласился Зиллейби, – но правьте осторожно, помните, что слышали сегодня в зале.

– Как водитель, я не склонен к авантюрам, – отозвался Бернард.

– Молодой Паули был такой же и к тому же отлично водил машину.

Проехав немного, я увидел Кайл-Мэнор, купающийся в послеполуденном солнечном сиянии, и сказал:

– Когда я был здесь впервые, он выглядел точно так же. Помню, я еще подумал, что, если подойти поближе, можно услышать, как дом мурлычет от удовольствия.

Зиллейби согласно кивнул головой.

– А когда я его увидел в первый раз, он показался мне чудесным местом, чтобы окончить свои дни в покое, хотя теперь, как выяснилось, покой как раз под большим вопросом.

Я пропустил это замечание мимо ушей. Мы поехали вдоль фасада дома и припарковались за углом, у конюшни. Зиллейби подвел нас к веранде и показал на камышовые кресла с подушками.

– Анжела вышла куда-то, но к чаю обещала вернуться.

Он откинулся на спинку кресла, долго и молча всматривался во что-то за лужайкой. Девять лет, истекших со времени Потерянного дня, были милостивы к нему. Прекрасные серебряные волосы, светящиеся в лучах августовского солнца, были еще густые. Морщинок вокруг глаз стало чуть больше, лицо чуть-чуть тоньше, морщины на нем чуть глубже, но сам он был все так же строен и подтянут.