Антон Ульянский - Путь колеса [Роман]

Тарт взвесил в руке выломанную ножку. Она была не тяжела.

— Вы думаете, этой штукой можно взломать выходную дверь? — спросил он с сомнением.

Гренада молчал, собирая куски железа.

— Я и не собираюсь ее взламывать, — ответил он потом с усмешкой, которой Тарт не понял.

— Но как же нам тогда попасть во двор? Как подобраться к кольцу?

— О кольце я тоже не беспокоюсь…

Гренада бросил железо на пол около того места, где спал Тарт, стал на колени, раздвинул солому и показал на цементный квадрат.

— Вот наша выходная дверь. Вы спали на ней и жаловались на холод. Между тем, холод обозначал, что под ней пустота и спуск в подземелье. Нет надобности выламывать ее целиком, достаточно отколоть угол на среднюю человеческую толщину.

Ножка от кровати, тупая и хрупкая, мало годилась для ломки цемента, но, передвигая ее вдоль шва, где цемент сходился с кирпичом, и ударяя сверху камнем, можно было по кусочкам пробиваться вглубь.

Гренада работал нетерпеливо, страдая от медленности работы, забыв, что рядом с ним Тарт, которому следовало бы объяснить подробности. Но Тарт, казалось, и не нуждался в них. Он бил по цементу, оглушая себя лязгом, плохо понимая, что он делает, но уже чувствуя в теле силу, мгновенно явившуюся от прикосновения к реальной почве.

— Я когда-то изучал военное дело, — сказал Гренада во время паузы. — Я проходил фортификацию и видал в учебниках чертежи старых крепостей. Они приводились там как курьезы, на них не задерживались, но они остались у меня в памяти. Когда я пришел сюда, мне также показали на тройную цепь: кольца, ров, часовые. Мне они показались убедительными, но случайно я взглянул вдоль рва и заметил одну мелочь, которая напомнила мне старый чертеж. Обратили ли вы внимание, что в облицовке рва есть отверстия?

— Я заметил их только потому, что вы смотрели на них, — признался Тарт. — Но я не мог понять, что они означают.

— Они означают, что там идет подземная галерея. Сначала по внутренней стороне рва, потом по наружной, а для сообщения между ними должен быть ход подо рвом. Эти галереи одинаковы во всех чертежах. Спускались туда из самой нижней камеры в центре крепости — именно там, где мы сейчас находимся. Недаром здесь весь пол кирпичный, а посредине — цементный квадрат. Я не удивлюсь, если под ним окажется винтовая лестница. Галереи устроены для сообщения с пороховым колодцем. Туда ведет особый ход в сторону, не менее чем в двести метров длиной, ибо порох хранился в отдалении от крепости. Предположите, что мы добрались до этого кольца и прокопались вверх до уровня земли — где мы окажемся?

— В двухстах метрах позади линии часовых.

— И значит, тройная цепь: кольцо, ров, часовые — останутся в дураках. Цементный квадрат здесь и три метра земли над колодцем — вот все, что отделяет нас от свободы…

План был прост и совершенно реален. Гренада говорил о нем без хвастливости, точно все дело было в старом чертеже, который вовремя пришел ему на память. Для Тарта простота была лучшим доказательством силы.

— Неужели все-таки наши тюремщики не догадываются о существовании галерей? — спросил он, отыскивая в плане слабые места. — Наверное они знают о них и приняли меры…

— Не думаю, — ответил Гренада. — Крепость отдана под тюрьму три года тому назад. До этого здесь были казармы, а солдатам нет надобности бегать через подземные ходы. Цементному квадрату пол сотни лет. Тюремщики пришли на готовое, устроили кольцо, и этим ограничились. Когда они говорят о побеге, они смотрят вверх. Они подразумевают: полеты по воздуху, радиосвязь, штурм кольца. Вспомните, с каким самодовольством они говорят о своем тройном кольце.

Выбоина в углу квадрата делалась все больше. Последние куски цемента упали вниз, звякнув о металл. Тарт, как более легкий, первый опустился в дыру. Он долго висел, раскачиваясь на руках, пока, изогнувшись, не нащупал ногами опору. Это была площадка винтовой лестницы. Гренада вызвал его наверх и сам пошел на разведку, сказав Тарту сидеть у дыры и до его возвращения никому не говорить о подземных галереях.

Шаги Гренады, ощупью двигавшегося через подземелье, молчавшее десятки лет, обрастали гулом и шорохами. Потом шаги смолкли. Долгое время Тарт не мог уловить ни звука и решил, что Гренада уже перешел ров. Но затем удар железом по железу донесся до него и показал, что Гренада ушел недалеко. Вслед затем Гренада вернулся, грязный, с бледным лицом. Он был измучен темнотой и одиночеством, и по его глазам Тарт понял, что он встретил затруднения.

Чертеж из старого учебника не предусматривал двери, которая закрывала ход подо рвом. Лязг железа означал, что Гренада пытался силой открыть ее, но должен был отступить, ибо для этого требовались инструменты и сноровка. Такая же дверь могла быть и по другую сторону рва.

Тарт вспомнил о раболепном арестанте, который не раз говорил, что по профессии он — взломщик. Он нашел его в коридоре около оратора, призывавшего идти напролом. Он был хорошо заряжен и поддерживал самые крайние мнения оратора, хоть и стоял перед ним навытяжку. Не оставалось сомнений, что он обладал геройской натурой, но сильно пострадал от тюремной муштры. Тарт привел его к дыре. Гренада сунул ему в руки охапку железа и повел за собой вниз.

Он полез в дыру, заинтересованный, с вопросом в глазах, ответ на который получил лишь после того, как взломав обе двери, вылез наружу. К чести его, узнав сущность плана, он заговорил не о своем освобождении, но об общем бегстве всех заключенных. Тарт убедил его молчать, пока Гренада не вернется из второй разведки.

Новых затруднений Гренада не встретил. Старый чертеж оказался правильным. Гренада побывал в пороховом колодце и насчитал триста шагов, выводящих колодец за линию часовых. Три метра земли над головой он оставил нетронутыми, чтобы обрушить их общими силами.

Требовалось подготовить людей к свободе. Речи и крики в коридоре продолжались. Было бы неосторожно сразу прекращать их, чтобы перемена настроения не вызвала подозрений у часовых за рвом. Для первого случая к дыре были созваны три десятка людей, которых Гренада расставил часовыми вдоль всего подземелья. Он показал крайним из них, где надо копать землю, и вернулся за новой партией заключенных. Толпа в коридорах постепенно редела, свет выключался, ораторы умолкали. Тарту пришлось кое-кого придержать, чтобы переход к тишине был не слишком резким.

В галереи вдоль рва через узкие отверстия в стенах проникал свет наружных фонарей, но в длинном ходе к колодцу было совершенно темно. Человек здесь шел на голос, от часового к часовому, спотыкаясь о препятствия, которые быть может заставили бы его бежать без оглядки, если б он увидел, обо что он спотыкается.