Андрей Стригин - Плато чёрного спелеолога

Действительно, температура ухнула на отметку, где-то в плюс пять. Становится зябко, но Антон веселеет: — Вот это я понимаю, здесь уже наши владения, чувствую, где-то есть выход.

Антон быстро шлёпает по гладкому полу, его плечи распрямляются, в осанке появляется уверенность и она передаётся Виктору: — Ты действительно так считаешь?

— О, да! У меня нюх, скоро будет выход, — он спешит в сужение зала, входит в тоннель и останавливается как вкопанный. Виктор его едва не сбивает и сразу понимает, это тупик, стенки смыкаются, а у ног блестит вода.

— Очередной сифон? — догадывается Виктор.

— Будь они не ладны, сколько же их здесь! — с неудовольствием восклицает Антон.

— Вновь проныривать? — Виктор скидывает тяжеленный рюкзак.

— С рюкзаком никак не получится, а жаль, — он крайне расстроен.

— Он же герметичный, прорезиненный.

— Он тяжёлый, на дно потянет.

— Тогда давай надуем его.

— Блин, как я не додумался сам, видно от той жары мозги потекли, я ведь так раньше часто делал.

Антон, посмеиваясь сам над собой, вновь стягивает одежду, запихивает внутрь рюкзака: — Посторожи, — шутит он и, отдышавшись, уходит под воду.

Томительно тянется время, Виктор уже собирается нырять, спасать товарища, но под водой появляется тусклое пятно, разрастается, вспыхивает радостным светом, Антон выныривает довольный и сияет как луч света после серой грозы: — Думал тупик, а это сталактиты ванночку полностью перекрыли. Пришлось повозиться, обломал пару штук, и ты знаешь, где я оказался? В центральном зале Чёрного монастыря! Теперь выберемся, но меня опять колбасит от холода, так простуду можно подхватить. Надо торопиться, — он, слегка открыв молнию, и, от усердия краснея, закачивает ртом воздух в прорезиненный рюкзак. Затем, внимательно оглядывая своё творение, которое стало на вид ещё тяжелее: — Можно отправляться, — с удовлетворением говорит он и сбрасывает рюкзак в воду. Тот слегка покачался на поверхности и, медленно опускается, но подхватывается сильной рукой Антона и словно отожравшийся на отмели бегемот, метнулся следом за человеком.

Виктор, даже не успев изголодаться по воздуху, выныривает вслед за Антоном и, выбирается на узкую площадку. Впереди, подсвеченные фонарём, горят молочно розовые сосульки. Они срослись со сталагмитами и образовали что-то вроде секретной комнаты. Удивительно как Антон догадался сломать пару штук, вероятно от отчаянья ударил по ним ногой и открылся ход во владения Чёрного монастыря.

Мужчины быстро обтираются собственной одеждой, напяливают её на озябшие тела и, разбрасывая холодные брызги, бегут по ровной поверхности пола к едва заметному лучу света, который словно стекает сверху и рассеивается туманом в величественном зале Чёрного монастыря.

Некоторое время Антон готовит подъём: забивает крючья, навешивает верёвку, затем, обвязывает Виктора, цепляет самохваты и ползёт вверх, периодически вбивая клинья и подтягивая за собой верёвку, страхуя своего товарища.

Они полностью выбираются из воронки, внимательно осматриваются, впереди виднеются деревья и чернеет зола от костра, а рядом разбросаны человеческие кости, скалятся обглоданные черепа. Антон отшатывается, клоунская улыбка застывает и сползает с краешками опустившихся вниз губ.

— Неужели это все-таки, правда?

— А ты не верил мне? — Виктор медленно осматривает поляну.

— Верил. Но я не знал, что это может быть так жутко. А где они сейчас?

— Их здесь нет, это теперь владения Идара, а он похуже зеков будет. Костёр бы разжечь, одежду просушить, — вздыхает Виктор.

— Не проблема, — Антон достаёт коробок спичек, завёрнутый в презерватив, — из старых запасов, берегу как величайшую драгоценность, но сейчас как раз самое время.

Место для стоянки решено выбрать подальше от старого кострища, так как от него буквально смердит тленом, да и человеческие кости, едва не до рвоты, вызывают тошноту.

Вскоре заструился ароматный дым, трещат веточки, огонь как живой, жизнерадостно прыгает на сухие листья, резко набирает силу, принося тепло и умиротворение.

Виктор неожиданно резко поднимается: — Вставай, Антон, пора, так и день может закончиться. Надо к нашему старому лагерю идти, определённо к нему уже направляются бойцы Идара, может, из их разговоров, узнаем что-нибудь интересное.

— Сейчас рюкзак спрячу, с такой тяжестью скакать по камням, можно ноги вывихнуть, — Антон отдирает у корней подстилку из прелых листьев и впихивает туда рюкзак, маскируя ветками.

— Надо выстругать копья, — Виктор оглядывает древний можжевельник, находит более-менее ровные ветки, с усилием срезает ножом.

Некоторое время, заготовки, мужчины обрабатывают, заостряют, кончики подпаливают в костре: — Те конечно, были лучше, с каменными наконечниками, — Виктор с сожалением трогает тупой конец, — сюда бы осколок камня приделать.

— Опаляя можно разбить, — живо отзывается Антон.

Виктор встрепенулся, но мгновенно грустнеет, вспоминая волшебную игру света этих великолепных самоцветов: — У меня рука не поднимется их расколоть, что-то другое надо подыскать, — бросает взгляд на белеющую человеческую кость, морщится, но идёт ней, поднимает с земли.

— Ты хочешь из этого сделать наконечники? — бледнеет Антон.

— Кость крепкая, края острые. Чем не оружие?

— Но это… человеческая кость!

— Ты прав… человеческая… хороший материал для наконечников, — с упрямством заявляет Виктор.

— Это кощунство.

— Нет, это выживание.

— Я из опала себе сделаю, — Антон отводит глаза от внимательного взгляда Виктора.

— Не стоит, опалы это достояние нашего общества, а кости что… прах, лишь душа ценна, вот о ней и помолится Викентий Петрович.

— Всё-таки это не совсем правильно, — опускает голову Антон, — останки надо бы захоронить.

— Захороним, — Виктор уверенно крошит кость камнем, выбирает острые осколки, кидает Антону. — Привязывай к копью, — приказывает он.

Антон не стал спорить, но бледнеет ещё сильнее, уверенно крепит осколок человеческой кости к копью, поднимает тяжёлый взгляд на Виктора: — А вдруг это от Олега Васильевича?

— Очень может быть. Пусть теперь нам послужит, — несколько цинично произносит Виктор.

— Неправильно всё это.

— Это жизнь, Антон и нечего сопли распускать.

— Я крещён, — забыв обидеться, заявляет Антон.

— Я тоже.

— Следовательно, знаешь, что это грех?

— Смотря, с какой стороны подходить. Думаю, нет греха в том, что мы спасаем себе жизни. Мы не глумимся над останками, и я очень сожалею, что приходится ими воспользоваться. К примеру, святые мощи, выставленные на всеобщее обозрение, не являются кощунственным актом, они каким-то образом исцеляют, спасают души пришедших поглазеть на них людей.