Захар Дичаров - Искатель. 2001. Выпуск №5

Мы проехали милю в полном молчании, и парень заерзал на сиденье.

– Вы слышали его приметы по радио?

– Конечно. На прошлой неделе.

Парень с любопытством взглянул на меня.

– И не испугались взять попутчика?

– Нет.

– У вас что, стальные нервы? – с лукавой улыбочкой спросил он.

Я покачал головой.

– Нет. Если есть, чего бояться, я боюсь.

Парень уставился на меня.

– Судя по приметам, мы с ним похожи как две капли воды.

– Что верно, то верно.

Дорога тянулась через пустынную плоскую равнину, где не было ни жилья, ни деревьев. Парень захихикал.

– Я выгляжу, как настоящий убийца. Все меня боятся. Мне это нравится.

– Надеюсь, ты хорошо повеселился, – сказал я.

– За последние два дня дорожный патруль забирал меня три раза. Я теперь не меньшая знаменитость, чем убийца.

– Могу себе представить, – ответил я. – И уверен, что ты станешь еще известнее. Я так и думал, что найду тебя где-нибудь на этом шоссе.

Я сбросил скорость.

– А как насчет меня? Разве я не похож на того убийцу?

Парень пренебрежительно усмехнулся.

– Нет. У тебя черные волосы, а у него рыжие, как у меня.

Я улыбнулся.

– Но ведь я мог их перекрасить.

У парня округлились глаза, когда он понял, что сейчас станет номером восьмым.

Перевели с английского

Хелена Вернер и Андрей Шаров

Эту историю я расскажу не ради криминала, да, в сущности, здесь он обыден, вроде перехода улицы в неположенном месте. Такими случаями набиты как газеты уголовной хроники, так и солидные издания. Парадокс: люди негодуют от разгула преступности – и не отрываются от экранов с кровавыми телесериалами и боевиками. Меня в этой истории поразил конец, не понятый ни мною, ни другими людьми – никем. Жду упрека: что-то многовато у вас загадочных историй. Так ведь тридцать лет в клубке убийств, характеров, судеб, психопатии, разнородного криминала, страстей и просто залежей глупости!.. Впрочем, если работать с душой, то каждое уголовное преступление – загадка.

Вновь обращаюсь к своей памяти, дневникам, магнитофонным записям и архивам…

Старое, а может быть, даже старинное здание средней школы возродилось для новой жизни. Его отремонтировали, выкрасили и выбелили. Сменили мебель и завезли компьютеры. По вестибюлю прогуливался крепкий парень в костюме галстуке – нанятый человек из охранного бюро. Элитная платная школа звалась уже не школой, а лицеем.

Напротив входа, на проезжей части остановился «Мерседес». Дверца приоткрылась, чего-то выжидая. Группа старшеклассников вышла из школы и рассыпалась по улице.

– Девочки! – позвал женский голос из машины.

Подошли три школьницы. В полумраке салона они видели только темные очки да все заполонившую прическу. Откуда-то оттуда, из-под шатра волос протянулась рука с коробкой:

– Девочки, передайте, пожалуйста, Геннадию Федоровичу.

– Мы уже идем домой, – не согласилась одна.

– Ну, попросите охранника, – посоветовала женщина, увидевшая, как тот вышел постоять на летнем солнышке.

Машина, не глушившая двигатель, отъехала плавно, как отчалила. Школьницы повертели коробочку: размером с пачку сигарет, без этикеток, светлый картон, перетянута резиновым шнурком. Одна из девочек ее понюхала:

– Пахнет духами.

Понюхала и вторая:

– Нет, лекарством.

– Может, это для химика? – предположила третья.

Что вело человечество по лестнице прогресса? Говорят, труд, огонь, колесо, электричество, атом… Нет, в основе прогресса лежит любопытство. Не будь его, не было бы ни колеса, ни атомной энергии. Одна из школьниц стянула резинку с коробки и боязливо приоткрыла:

– Ой!

Ее щеки порозовели. У второй глаза округлились, как голубые колесики. Третья спохватилась:

– Девочки, это не наше дело.

С ней молчаливо согласились. Лица школьниц как-то окаменели, словно в них добавили раствор отвердителя, – это сделала общая тайна. Голубоглазая схватила коробку и подбежала к охраннику:

– Вот, просили передать директору.

– Кто просил?

– Женщина, уже уехала…

Школьницы пошли торопливо. Известно, что сумки, портфели, коробки, свертки в наше время могут взорваться. Поэтому охранник коробку открыл, выполняя свои обязанности. И задумался: нести директору или выбросить? В конце концов, его дело охранять, а поскольку в коробке взрывного устройства не было, то он отнес ее в канцелярию и положил на стол секретарше:

– Привезла женщина для директора.

И вышел со странной гримасой, похожей на улыбку, перехваченную недоумением. Секретарша, пожилая женщина, бывшая учительница начальных классов, открыла коробку и не поняла, что в ней. Теперь много чего импортного и неизвестного… Сообразив, она инстинктивно бросила коробку на стол… Но ее дело маленькое, секретарское. Она вошла в кабинет, молча положила коробочку на стол и замерла.

Директор открыл, потряс, видимо, тоже не сразу сообразив. Затем начал краснеть, как алые гардины на окнах, просвеченные низким вечерним солнцем.

– Что это значит? – растерянно спросил директор.

– Просили вам передать.

– Кто просил?

– Какая-то женщина через охранника.

– Какая женщина? Зачем? К чему?..

– Откуда мне знать?

– Мария Филипповна, а чего вы губки поджимаете? – окреп голосом директор.

– Такие у меня губы.

– А если мне бомбу пошлют, передадите?

– Передам, – отрезала секретарша. – Ваши плоды.

– Какие мои плоды?

– Новые методы воспитания: школьник может делать все, что хочет. Так пожинайте!

Она ушла, поджав и без того крепкие губы. По ее понятиям, директор должен быть пожилым, седоватым и строгим. Геннадию Федоровичу едва перевалило за тридцать, и она своими глазами видела, как в праздник он со старшеклассниками пил пиво.

Геннадий Федорович Лозинский, директор лицея, кандидат педагогических наук, высыпал содержимое коробки на стол – десять новеньких упакованных презервативов.

Таймер включил телевизор в шесть утра: передавали «Вести». Евгения Маратовна открыла глаза и пролежала пятнадцать минут, воспринимая события в стране и мире. Погасив экран, она пошла в ванную чистить зубы. Муж ночевал на даче и прямо оттуда поедет на работу, поэтому спортивный костюм можно не надевать.

Она распахнула окно и впустила утренний влажноватый воздух, лежавший на тополиных кронах у дома. Включила музыку, не ритмичную, не молодежную – ритмов ей хватало в жизни, – а романтичную, подобающую утреннему настроению: Шопен, интродукция «Блестящий полонез» и «Большой бриллиантовый вальс». Их очень любил отец.