Исай Лукодьянов - Плеск звездных морей. Очень далекий Тартесс

— Сам печешь, сам и жуй. — Миликон покрутил крупным белым носом. — Вели своим рабам, чтоб ходили мочиться подальше. Так и бьет в ноздри.

— Исполню, светозарный. — Эзул вдруг захихикал. — Дозволь надеяться, что старый Эзул будет скоро вознагражден за верность и усердие…

— Надейся, — великодушно разрешил Миликон.

— Одну только утеху себе и позволяю — сладкую еду, — жалостливым голосом сказал Эзул. — Жилище совсем обветшало, на одежду и то не хватает…

— Ну-ну, не прибедняйся, старый плут. Будто я не знаю, сколько у тебя серебра накоплено. Где павлидиев сынок? Почему я должен ждать? Было тебе ведено…

— Я исполнил, светозарный! Все сделал, как ты велел. Не моя вина, что он опаздывает.

— Собачий род, — пробормотал Миликон и пнул ногой груду плетеных корзин. — Сиди тут и нюхай.

— Светозарный, — сказал Эзул после недолгого молчания, — никто из верных тебе людей не знает так хорошо торговлю и ремесла, как я. И когда ты по праву займешь трон Тартесса…

— Я сделаю Амбона верховным казначеем, — усмехнулся Миликон.

Эзул так и подпрыгнул, затряс неопрятной бородой.

— Амбона! — возопил он. — Этого толстобрюхого навозного червя, чья ослиная голова глупее зада последнего из моих рабов!

— Может, и так, — развлекался Миликон, — но со своей ослиной головой он оказался умнее тебя. Амбон достиг богатства, а ты…

— Да он всю жизнь душил меня! — Эзул брызгал слюной, бил себя кулачками в грудь. — Он потопил в море мой корабль, он не подпускает меня к Касситеридам! Он меня разорил, да заворотит ему Черный Бык кишки навыворот, да заклюют его голодные цапли!

— Отодвинься, — прервал Миликон яростный ноток брани. — Я пошутил. Если ты завтра сделаешь все так, как я велел, — будешь казначеем.

— Можно ли так шутить, светозарный Миликон, — захныкал Эзул. — Позволь сесть… меня ноги не держат от твоих шуток… Конечно, я все сделаю, как велишь. Разве я когда-нибудь…

— Ты сам будешь ведать погрузкой, потому что грека я вечером увезу на охоту. Ни мне, ни ему не нужно завтра быть в городе.

— Ты не будешь? — Эзул заметно обеспокоился, глазки у него забегали. — Но если…

— Не бойся, — небрежно бросил Миликон. — Ты сделаешь дело без помехи. Завтра людям Павлидия будет не до нас. — Он пропустил меж холеных пальцев завитую бороду. Повысил голос: — Долго еще я буду ждать этого собачьего сына?

Тут из мастерской донеслись крики. Дверь распахнулась, в каморку шагнул молодой человек в короткой, до колен, темно-серой одежде, перетянутой широким кожаным поясом, какие носили тартесские моряки. На его загорелых щеках курчавился юношеский пушок, твердые губы кривились в усмешке.

Он мяукнул вместо приветствия, повалился на корзины, непочтительно спросил:

— Что нового, Миликон?

Верховный казначей прикрыл веками глаза. Его коробило от такой развязности, однако он не одернул юного наглеца.

— Я привык, чтобы ожидали меня, — сухо сказал он, подчеркнув последнее слово.

Юнец заворочался, устраиваясь поудобнее, корзины трещали и скрипели под ним.

— Я очень торопился, — ухмыльнулся он, — но сегодня всюду разъезжают глашатаи, и меня дважды задержала толпа. Я даже выучил великое изречение наизусть. «Сущность не в рыбе иль мясе», — гнусаво затянул он.

— Перестань, — Миликон поморщился.

— А потом, — продолжал юнец, пристраивая одну из корзин себе на кудлатую голову, — потом мне пришлось малость проучить палкой нахальных рабов, загородивших мост носилками. А потом, когда я вошел в мастерскую этого прыткого старичка, — тут он запустил в Эзула корзиной, — я споткнулся о канаты. Твои рабы растянули там канаты, и мне пришлось вздуть одного или двух… Кстати. Миликон, не твои ли носилки были там, подле моста?

— Я терпеливо сношу твои дерзости, Тордул, потому что…

— Потому что побаиваешься моего грозного родителя.

Миликон выпрямил спину.

— Я никого не боюсь, — сказал он высокомерно. — Я столь же светозарен, сколь и твой отец. А ты хоть и предпочел удел простого моряка, не должен забывать, что в твоих жилах течет кровь высокорожденного…

— Пополам с кровью рабыни, — вставил Тордул. — А ваши титулы для меня все равно что плевок.

— Я сношу твои дерзости только потому, что у нас с тобой одна цель.

— Да, — сказал Тордул, — с тех пор, как ты рассказал мне о несчастном Эхиаре, у меня одна только цель: восстановить справедливость, вернуть Тартессу законного царя.

— Этого хочу и я.

— Давно уже слышу. Но дальше разговоров дело не идет. Чего ты ждешь, Миликон? Я перестал тебе верить.

— Я ждал удобного часа. Теперь он настал.

Скрипнули корзины. Тордул вскочил, стал, широко расставив голенастые ноги, перед Миликоном, впился в него напряженным взглядом.

— Настал? Ты говоришь — настал наш час?

— Да. Не знаю только, готов ли ты со своими…

— Мы готовы! — крикнул Тордул. Он подскочил к двери, выглянул, потом заговорил свистящим шепотом: — Тартесс пропах мертвечиной, вот что я тебе скажу! Великая Неизменяемость — ха! Да она только на кладбище и бывает, неизменяемость! Сидят в своих дворцах, провонявших кошками, жрут с серебряных блюд…

— Я сам ем с серебряного блюда, но это нисколько не вредит моему пищеварению, блистательный Тордул, — с тонкой усмешкой сказал Миликон.

— Хватит! — рявкнул Тордул. — Да, я блистательный по рождению, но не желаю носить титула, который теперь продается за деньги любому богатею.

— Деньги нужны казне, — спокойно возразил Миликон. — Это я тебе говорю, как верховный казначей.

— А куда идут эти деньги? На новые дворцы, на кошек, на наложниц? Олово — вот богатство Тартесса. Возим мы его, возим с Касситерид, а кто его нынче у нас покупает? Все склады забиты слитками. Где фокейские корабли? Как можно было допустить, чтобы Карфаген стал на их пути?

— Оставим Карфаген, поговорим лучше о завтрашнем дне…

Но Тордул не унимался. Крупно шагал по каморке, выкрикивал:

— Нашли забаву — голубое серебро! Зачем оно нужно?

— Не кощунствуй, — Миликон сдвинул густые брови. — Ты прекрасно знаешь заветы предков.

— Заветы предков? Да я ставлю корабль олова против самой облезлой из твоих кошек, что наши почтенные предки и сами не знали…

— Довольно, Тордул! Голубое серебро — святыня Тартесса, а народу нужна святыня. Сядь и слушай. Завтра за час до восхода твои люди должны накопиться у западных ворот крепости. Пробирайтесь не по дороге, а левее, где густой кустарник, только без шума, чтобы на сторожевых башнях не услышали. Завтра большая кошачья охота, и многие блистательные отправятся туда со стражниками; именно такого дня я и дожидался. Ты со своими людьми ворвешься во дворец и схватишь Аргантония…

— Я своими руками убью его! — закричал Тордул.