Исай Лукодьянов - Плеск звездных морей. Очень далекий Тартесс

— Грека! — рявкнул он и хлопнул Горгия по плечу так, что тот чуть не подавился бараньей костью, которую как раз обгладывал. — Грека — воля — хорошо!

Он размахнулся, чтобы и Диомеда по-приятельски хлопнуть, но тут его занесло, и, потеряв равновесие, кантабр свалился рядом с Горгием. Он и не сделал попытки подняться на ноги, почти сразу же захрапел.

Ретобон пристально посмотрел Горгию в лицо. Ухмыльнулся.

— Здорово, грек. Не помнишь меня?

— Где-то видел я твои рябины, — сказал Горгий, — а где — не помню.

— В порту в винном погребе однажды сидели, — напомнил Ретобон. — Тордул еще заставил тебя пиво пить…

— Верно! Еще задушили вы там кого-то.

— Соглядатая, — кивнул Ретобон. — Как же ты очутился тут? Тебя же Аргантоний на обед к себе позвал. Поругались вы, что ли?

Горгий коротко рассказал печальную свою историю.

— Вот как, — задумчиво проговорил Ретобон. — А я и не знал, что Миликона прикончили… Предательством тут пахнет, клянусь Быком. — Он почесал одной ногой другую, ноги у него были босы и черны от грязи. — Похоже, что Миликон предал нас. Уж очень быстро нас похватали… будто поджидали у крепостных ворот…

— Ты бунтовал вместе с Тордулом? — спросил Горгий.

— Мы дрались вместе. Потом нас всех пригнали на голубой рудник, а Тордула оставили. А куда он подевался — не знаю.

И тогда Горгий рассказал про Счастливчика Тордула. Ретобон, присев на камень, слушал его, неподвижно уставив взгляд в пляшущий огонь, опираясь обеими руками на меч.

— Значит, уехал в тот самый день, как папаша его стал царем? — переспросил он, когда Горгий умолк.

— Царем? — изумился грек. — Да ты шутишь, рябой.

— Какие там шутки. Он сын Павлидия. Сам он уехал или силой увезли? Не знаешь… Хотел бы я знать… — Ретобон опять задумался.

Рядом затеяли игру с шлемом, свалившимся с головы кантабра. Рабы с хохотом поддевали шлем ногами, перекидывались.

Вот кто, значит, покровительствует Тордулу, думал Горгий: сам Павлидий! Ну и ну, с царским сынком, можно сказать, хлебал из одной миски…

Кто-то сзади произнес заплетающимся языком:

— От этих… которые с рудника… подальше держись. Заразные они…

Горгий напряженно соображал, как теперь быть. Одно ясно: надо поскорее отсюда убираться, пока выход из ущелья открыт, пока снова не заневолили. Вот только куда идти? Путь в Майнаку закрыт. Гемероскопейон? Есть ли туда дорога? В этой дикой стране заблудиться ничего не стоит. С голоду подохнешь. Или от жажды… Пробраться тайком в Тартесс, разыскать Тордула, попросить, чтоб замолвил перед папашей словечко? Опасно, опасно… Если даже и доберемся, то простит ли Павлидий? Простить — это значит признаться, что сам он, Павлидий, велел убить Миликона. Вот если бы Эхиар стал царем Тартесса…

Горгий испытующе посмотрел на рябого. Ретобон все сидел перед огнем, глаза у него слипались, острый подбородок уткнулся в раздвоенную рукоять меча. Может, они и впрямь заразные, эти, с рудника?

— Ты спишь? — сказал Горгий. — Послушай, есть тут в плавильне один старый раб…

И он рассказал Ретобону, как Тордул всюду искал раба с царским знаком на груди и как он, Горгий, обнаружил этот знак у Молчуна.

С Ретобона мигом слетела сонливость. Он вскочил, потребовал немедленно разыскать Молчуна. Хорошо, что Полморды был тут как тут, слушал по привычке чужие разговоры.

— Молчун в своем сарае, — сообщил Полморды. — Сам видел, как он туда пошел.

Дверь сарая оказалась на засове. Ретобон навалился плечом — дверь заскрипела, подалась. Тут же перед вошедшими выросла темная фигура.

— Назад, — глухо сказал Молчун.

За его спиной дымил горн. В красноватой мгле Горгий успел заметить сколоченный из досок стол и несколько сосудов разной величины на нем.

— Я Ретобон. Я вывел рабов из рудника голубого серебра. Мы свободны. Ты тоже теперь свободен, старик.

Да пошлют ему боги просветление, подумал Горгий, всматриваясь в бесстрастное лицо Молчуна.

— Назад, — повторил Молчун, надвигаясь.

Ретобон и Горгий попятились. Молчун вышел вслед за ними из сарая, плотно прикрыл дверь и прислонился к косяку.

— Кто станет теперь добывать голубое серебро? — спросил он.

— Никто, — ответил Ретобон. — Горные духи не будут больше губить людей.

— Плохо. — Молчун покачал головой. — Надо копить голубое серебро.

Один из друзей Ретобона зло выкрикнул:

— Тебе надо, так иди добывай сам!

— Еще мало накоплено, — упрямо сказал Молчун.

— С нас хватит, — отрезал Ретобон. — Послушай, как твое имя?

Старик не ответил. Бормотнул что-то под нос, толкнул дверь, намереваясь войти в сарай. Горгий понял, что наступило решительное мгновение, угодное богам. Он заступил старику дорогу и быстрым движением рванул рубище с его плеча. Молчун выпрямился, по его тусклым, как бы мертвым глазам пробежал огонек гнева.

Ретобон впился взглядом в знак-трезубец под выпирающей ключицей.

— Царь Эхиар! — закричал он радостно. — Истинный царь Тартесса! Мы тебя нашли!

От костра к костру переходили Ретобон и его друзья. Рассказывали рабам, как много лет назад верховный жрец Аргантоний не дал вступить на престол законному наследнику Эхиару, обманом и силой захватил трон тартесских царей, а самого Эхиара, лишив имени, навеки бросил на рудники. Теперь Эхиар найден по тайному знаку на груди. Настало время восстановить справедливость: Павлидий не царского рода, он не имеет права на престол. Это право имеет лишь Эхиар.

Рабы слушали, поплевывая и почесываясь. Кто соглашался, а кто и возражал:

— Может, оно и так, да гнилая рыба не слаще тухлого мяса. Нам-то что за дело, кто будет сидеть на престоле?

— Вы, лишенные разума! — горячились друзья Ретобона. — Царь Эхиар сам изведал рабской доли, он будет благоволить рабам. Он отпустит вас по домам и даст вам вдоволь пищи!

— Так уж и отпустит, — опять чесались сомневающиеся. — Кто-то ведь должен добывать медь и серебро?

— Верно, — ответил Ретобон. — Царь Эхиар разгромит гадирцев и заставит работать на рудниках военнопленных.

— Это еще разгромить надо…

— Тьфу на вас, безмозглые!

— Эй, послушайте! — кричал Нирул, светловолосый рудокоп, известный под кличкой Поэт. — Разве вы не слыхали от дедов, как было в старину? Тартесситы жили, как все, они сами выбирали вождя, и старейшины решали дела племени. Они в честном бою добывали иноплеменных рабов…

— Знаем! — гаркнули из толпы. — Тартесситы захватили нашу землю, цильбиценскую!

— Илеатов побили!

— Да поймите же, это были честные войны, и побеждал тот, кто сильнее! — кричал, надсаживаясь, Нирул. — Так было всегда! А потом пришли с моря проклятые сыны Океана, они стали заводить свои порядки. Заставили тартесситов поклоняться своему богу и копить никому не нужное голубое серебро. Они возвысили недостойных, а теперь дошли до того, что стали обращать в рабство своих сограждан, нас, тартесситов…