Исай Лукодьянов - Плеск звездных морей. Очень далекий Тартесс

— Разве этому учатся? Просто мне его жалко. Он такой старенький и несчастный…

— Он знаешь кто? Законный царь Тартесса.

Астурда тихонько засмеялась.

— А я царица Тартесса.

— Не веришь? У него на груди царский знак.

— Ах, Горгий! Ты слишком много говоришь о царях.

— Ладно, — усмехнулся он. — Поговорим лучше о поэтах.

— Ты злой. Я же не виновата, что меня купил поэт. Меня мог купить и мясник и кто угодно.

— Не знаю, удаются ли ему стихи, а благовоний он изводит чересчур много.

— Он не злой человек. Только очень не любит чужеземцев. А стихи он знаешь как сочиняет? Напишет два слова и три часа отдыхает. Мне даже жалко его, так мучается человек.

— Ты всех жалеешь. Меня тебе тоже жалко?

— Сейчас, когда темно, — нет. А днем смотрю на тебя — жалко. Глаза у тебя грустные, и седых волос много стало… Почему люди мучают друг друга?

— Не знаю. Так всегда было.

— Вот бы превратиться в птиц и улететь куда глаза глядят… А, Горгий?

— Боги всемогущи.

— Ты похож на моего старшего брата. Слышал бы ты, как он поет! Почему ты не хочешь бежать со мной? Тебе не нравится мое племя?

— Как убежишь? — с тоской сказал Горгий. — Я ж тебе толкую, женщина, что мы окружены со всех сторон.

— Вечно вы, мужчины, воюете. Что вам надо?

— А тебе нравится быть рабыней?

— Я устала. Я хочу домой.

— Домой? У вас, как я понял, и города своего нет. Живете в повозках, то здесь, то там…

— Ненавижу город! Тесно, душно, всюду каменные стены, и люди подстерегают друг друга…

— Выходит, и ты ненавидишь.

— Обними меня, — сказала она, помолчав.

У ворот дома Сапрония Козла остановил рослый повстанец. Приблизив секиру к самому носу Козла, лениво осведомился:

— Куда прешь, убогий?

— К царю Эхиару, котеночек, — ласково сказал Козел. — Ведено мне доставить ему хорошую пищу.

— А ну покажи. — Воин потянулся к мешку, что был у Козла за плечом.

— Нельзя, котеночек. Все куски считаны.

Все же после недолгого препирательства Козлу пришлось раскрыть мешок. На разговор подошло еще несколько воинов. Щупали, нюхали, качали головами: пища и впрямь была хороша, особенно еще теплый, духовитый пирог с тыквой.

— Ну, иди, — сказал рослый повстанец и, вздохнув, добавил: — У меня жена была мастерица пироги печь.

У дверей царской спальни Козла ожидала неприятная встреча: на пороге сидел Диомед, строгал кинжалом палочку. На сладкие уговоры Козла отвечал одно: «Мешок передам, а сам проваливай, пока цел». Тут выглянул Горгий, хмуро выслушал Козла, мотнул головой: «Проходи».

Диомед вошел вслед за Козлом, молча отнял мешок, аккуратно выложил царский харч на стол. Тем временем Козел тихонечко направился к двери, что вела в соседнюю комнату, приоткрыл. Горгий мигом подоспел, оттер любопытного от двери.

— Нельзя к царю, — сказал он. — Сами управимся. Астурда!

Козел удивленно посмотрел на молодую длиннокосую женщину, выбежавшую из царской спальни.

— Посмотри, что он там принес, — сказал Горгий, кивнув на стол.

Не понравилось это Козлу. Уже и бабу к самозванцу приставили, не проберешься к нему. А пробраться надо…

— Обижаете меня, — жалобно протянул он. — Не чужой я ему… Эхиару нашему. Много лет мы с ним на рудниках душа в душу…

Никто не ответил ему. Астурда, со вниманием осмотрев еду, певуче сказала:

— Пирог ничего, а мясо пережарено. Поставь, Диомед, в холодок. На ночь дам ему кусок пирога с кислым молоком.

— На ночь кислое молоко — в самый раз, — подхватил Козел. — Где оно у тебя, красавица? Дай-ка отнесу, не чужой я ему человек. Сколько мы одной похлебки вместе…

— Не чужой человек, — передразнил Диомед. — Знаем мы тебя, на рудниках житья не давал. На Молчу… на Эхиара наколдовал болячки, а теперь к нему же и подлизываешься.

— Неправда! — тонко выкрикнул Козел, пятясь от наступавшего Диомеда. — Я его всегда как родного отца любил. А вот ты, рыжий, откуда…

Он не договорил. Из-за двери раздался хриплый хохот с подвыванием. На пороге спальни появился Эхиар. Был он без верхней одежды, всклокочен, глаза безумно расширены. Сутулясь, пошел он прямо на Козла, перемежая лающий смех бормотанием: «Огонь от земли… Еще немного… Еще немного…» Горгий и Астурда кинулись к нему, подхватили под руки, Диомед забегал в поисках кувшина с водой.

И только когда старика водворили на место и Астурда, ласково поглаживая его по голове, шептала успокоительные слова, — Горгий с Диомедом заметили, что Козел исчез.

— Нехорошо получилось, — сказал Горгий, поцокав языком. — Про веселую болезнь никто не должен знать.

Диомед сорвался с места, побежал к воротам.

— Э, да его и след простыл, — ответил караульный на вопрос и махнул секирой в сторону леса. — Я думал, вы его кипятком ошпарили.

Диомед закашлялся, побрел в дом.

В лесу Козел отдышался, осмотрелся. Снял с щей тугой кожаный мешочек, висевший на шнурке. Боги помогли обойтись без снадобья. Да и как было подсыпать, когда его, Козла, и близко не подпустили к Молчуну. А заранее отравить пищу Козел побоялся — могли и самого заставить попробовать. У Молчуна веселая болезнь, долго он не протянет…

Козел закопал мешочек в землю, притоптал ногой. Жаль снадобья, нелегко его приготовить, но если с ним попадешься… Кто сам осторожен, того и боги берегут.

Он достал из-за пазухи помятый кусок тыквенного пирога и съел, не просыпав ни единой крошки. Потом залег в кустарнике и стал терпеливо дожидаться темноты, готовя в уме разговор с Павлидием.

Как только стемнело, Козел выждал момент, когда повстанцы занялись вечерним варевом, бесшумно прополз между повозок и, пригибаясь и подобрав полы, побежал на ту сторону. Раз или два колючие ветки кустов больно хлестнули его по лицу.

— Стой!

Тяжело дыша, Козел остановился перед широкими лезвиями двух копий.

— А, это опять ты, козлиная борода, — сказал один из стражников, присмотревшись. — Дождешься, что тебя проткнут насквозь.

— Придержи язык! — прикрикнул Козел. — Проведи меня к начальнику, живо!

— Живо можно и по морде, — буркнул стражник.

Однако не стал спорить: старший велел пропустить лазутчика туда и обратно беспрепятственно. Стражник высморкался и повел Козла по трескучей от сухих веток тропке к северным крепостным воротам, где был раскинут шатер начальника.

Военачальник, сидя на мягких подушках, ел рыбу, зажаренную целиком. Зубы его ходили по рыбьей спине от хвоста к голове и обратно — будто на дудке играл, — жир стекал по бороде на желтый нагрудник, на серебряные пряжки. Возле масляного светильника двое телохранителей играли в кости.

— Ну что? — Военачальник взглянул на вошедшего Козла. — Укокошил самозванца?

— Считай, что он готов, — небрежно ответил Козел. — У него веселая болезнь. Завтра помрет, самое позднее — к вечеру.