Исай Лукодьянов - Плеск звездных морей. Очень далекий Тартесс

Да, надо сварить ей пряный крепкий кофе из моего личного припаса. Я вожу его с собой на случай всяких передряг. В бортовой паек такой кофе, естественно, не входит.

Интересно, что поделывает сейчас Олег Рунич? Вопрос несложный. Сидит, должно быть, на Четырнадцатом, сидят и смотрит, как полыхают под ними молнии в бурожелтом одеяле Юпитера. И ждет, маленький бородатый упрямец, ждет, не вздрогнет ли самописец от сигнала, посланного регистратором биомассы из аммиачного океана…

Корабль подплывал к «Элефантине». Миновали стартовую зону ходовых послеремонтных испытаний. По левому борту проплыл серебряным огурцом спутник инфор-глобус-системы.

«Элефантина» была обращена к нам ребром и закрывала своим корпусом то, что нам хотелось увидеть больше всего. Мы видели только основание (а может, верхушку) толстой колонны, торчащее из-за тора «Элефантины». И еще мы видели белые вспышки сварочных аппаратов.

Когда я был здесь последний раз, строительство кораблей «СВП» — синхронизаторов времени-пространства только начиналось: собирали стапели, принимали первые секции. Теперь, спустя полтора года, монтаж, как я знал, был закончен и шли заключительные работы — главным образом внутри кораблей.

Ох и не терпелось же мне увидеть их! А Всеволод просто прилип к иллюминатору. Достанется мне еще за этого непутевого практиканта…

Грузовой буксир, выбрасывая из сопла бледную плазму, пересек мой курс, к буксиру была пристыкована уродливая конструкция. «Что еще за самодеятельный театр?» — подумал я и включил автомат вызова. Диспетчер «Элефантины» сразу ответил, и я в энергичных выражениях высказал ему то, что думаю о здешней организации службы полетов.

— Успокойся, Улисс, — официальным голосом, показавшимся мне знакомым, отозвался диспетчер. — У тебя на курсе чисто. Займи зону "Д" и останься на орбите.

— Это еще почему? — рявкнул я. — Мне надо ставить корабль на модернизацию.

— Знаю, — отрезал диспетчер. — Ангар занят. Придется подождать двое суток.

— Костя, это ты? — спросил я неуверенно.

— Это я.

— Так что же ты измываешься надо мной? Не можешь сказать по-человечески…

— Я говорю по-человечески: ты вышел из графика, и ангар занят. Займи место в зоне "Д", а сам немедленно явись в диспетчерскую. И прихвати своего практиканта. Выключаюсь.

Вот так. Стоит приличному парню попасть в диспетчеры космофлота — и можно считать, что он потерян для нормального общения. С отвращением, свойственным, скажу откровенно, всем пилотам Солнечной системы, я представил себе диспетчерскую с ее цветными графиками, телеэкранами, сигнальными мигалками и писком радиовызовов. Среди многих мест, от которых мне всегда хотелось держаться подальше, диспетчерские идут за номером один.

Кузьма ярился, в сердцах махал то правой, то левой рукой. У него всегда было полно каких-то сверхсрочных дел на шарике, и он плохо переносил задержки. Всеволод настороженно глядел на меня своими зеленовато-кошачьими глазами.

— Слышал повеление? — сказал я ему. — Ничего не поделаешь, друг, придется отвести тебя за ручку к диспетчеру.

Всеволод промолчал.

Я начал маневрировать, выходя в назначенную зону, и тут мы увидели один из строящихся звездолетов, хорошо освещенный солнцем.

У меня дух захватило оттого, что я вижу это чудо не на конструкторском экране и не на чертежных листах, а воочию. Нельзя сказать, чтобы он был красив, этот чудо-корабль. Большие корабли дальних линий, не приспособленные для посадки на планеты с атмосферой, вообще не отличаются красотой форм. Неопытному глазу они предстают как нагромождение трудно понимаемых геометрических сочетаний. Ну, а корабль «СВП», наш хроноквантовый гигант, был похож на нагромождение нагромождений.

Я хорошо помнил, как Борг, закрепив на экране найденную предварительную компоновку звездолета, его внешнего облика, позвал нас полюбоваться. Я заметил, что корабль не очень-то красив. Борг свирепо хмыкнул и сказал: «Ты, пилот, кажется, чтишь Фритьофа Нансена. Не помнишь ли, что заявил Нансен о своем корабле, специально спроектированном для полярных исследований?» Я признался, что не помню. "Надо помнить, — отчеканил Борг. — Нансен сказал: «Форма корабля, на которой мы наконец остановились, многим, быть может, покажется некрасивой, но что она была хороша и целесообразна, думается, показало наше плавание».

Если свести облик звездолета к простейшей, основной схеме, то получится, пожалуй, сочетание трех толстых, согнутых под тупым углом колонн с зажатым между ними конусом и двумя парами колец.

Скорей бы наше плавание во времени-пространстве подтвердило целесообразность этой формы…

Второй звездолет плыл по той же орбите, что и первый, но значительно дальше от нас.

— Да-а, — сказал Кузьма, — ничего себе ковчег. Впечатляет.

Он включил огни, обязательные для стояночной орбиты, и вопросительно взглянул на меня.

— Да, — сказал я, поднимаясь. — Одеваться и выходить.

Скафандры, распяленные на креплениях, были серые, как осеннее небо Земли: автоматика цвета включалась после надевания скафандра, меняясь в зависимости от внешних условий. Вот марсианский скафандр с кислородным обогатителем вместо баллонов. Вот венерианский — с громоотводом на шлеме и трубчатыми охладителями вокруг толстенных подошв. Давненько я им не пользовался, да и, наверное, уж не воспользуюсь никогда: я теперь пилот дальних линий, а в перспективе у меня — сверхдальняя, упирающаяся в Неизвестность…

— Значит, в диспетчерскую? — скучным голосом спросил Всеволод.

— Куда же еще! — бодро откликнулся Кузьма.

Мы принялись натягивать десантные скафандры, самые тяжелые из всего набора: с терморегулировкой широких пределов, со встроенным маневровым реактивником, с катушкой троса на левом плече и массой карманов для инструментов.

— Вот что, Кузьма, — сказал я, — слетай-ка сам в диспетчерскую, ты с ними умеешь разговаривать лучше, чем я. Держи. — Я протянул ему сумку с бортовыми документами.

— А ты?

— Мы с Всеволодом покрутимся немного вокруг ковчега. Или ты предпочитаешь диспетчерскую? — Я посмотрел на практиканта.

— Бен-бо! — воскликнул тот, глаза у него загорелись хищным блеском.

Кузьма покачал головой:

— Нарвешься на неприятности, Улисс. Увезли парня с Луны, а теперь ты хочешь…

— А что поделаешь, — перебил я его, — если попался тупой практикант, который никак не может сдать зачет.

Всеволод залился жизнерадостным смехом.

— В общем, — заключил я по-русски, — семь бед, один ответ.

Не я это придумал. Зачет у Всеволода я мог бы принять давно. Но ему до смерти хотелось побывать на «Элефантине», чтобы посмотреть на строящиеся звездолеты, и он упросил меня взять его с собой — под предлогом, что зачет еще не сдан. Мне отнюдь не хотелось осложнять себе жизнь — и без того она не слишком гладкая, — но практикант начинал мне нравиться, и… В общем, я заглянул к руководителю практики курсантов. Тот удивился, услышав, что Всеволод Оплетин не сдал зачета по устройству корабля. «Да, не сдал, — повторил я, глядя в сторону. — Придется задержать его еще на неделю». Руководитель практики заколебался. «Что-то не похоже на Оплетина, — сказал он. — Еще на неделю? Он должен выступать в студенческом шахматном чемпионате. Знаешь, Улисс, я свяжусь с деканатом, посоветуюсь, как быть». Но я не стал ждать, пока он посоветуется с деканатом. Спустя полтора часа я получил от диспетчера, ничего не знавшего об истории с практикантом, разрешение на старт и, покинув лунный космодром, повел корабль к «Элефантине».