Аркадий Стругацкий - Страна багровых туч. Путь на Амальтею. Стажеры

– Он бы разбил себе голову о свод пещеры, – возразил Садовский. – Скорее всего, он был крылатый – прилетел в пещеру, увидел, что его нехорошо ждут, оттолкнулся и улетел. А сами-то вы что думаете, Иван?

Жилин открыл рот, чтобы ответить, но вместо этого поднял палец и сказал:

– Внимание! Генеральный инспектор!

В кают-компанию вошел красный, распаренный Юрковский.

– Ф-фу! – сказал он. – Как хорошо, прохладно. Планетологи, вас зовет начальство. И учтите, что у вас там сейчас около сорока градусов. – Он повернулся к Юре. – Собирайся, кадет. Я договорился с капитаном танкера, он забросит тебя на «Кольцо-2».

Юра вздрогнул и перестал улыбаться.

– Танкер стартует через несколько часов, но лучше пойти туда заблаговременно. Ваня, проводишь его. Да! Планетологи! Где планетологи? – Он выглянул в коридор. – Шемякин! Паша! Приготовь фотографии, которые ты сделал над Кольцом. Мне надо посмотреть. Михаил, не уходи, погоди минуточку. Останься здесь. Алексей, брось книжку, мне нужно поговорить с тобой.

Быков отложил книжку. В кают-компании остались только он, Юрковский и Михаил Антонович. Юрковский, неуклюже раскачиваясь, пробежался из угла в угол.

– Что это с тобой? – осведомился Быков, подозрительно следя за его эволюциями.

Юрковский резко остановился.

– Вот что, Алексей, – сказал он. – Я договорился с Маркушиным, он дает мне космоскаф. Я хочу полетать над Кольцом. Абсолютно безопасный рейс, Алексей. – Юрковский неожиданно разозлился. – Ну чего ты так смотришь? Ребята совершают такие рейсы по два раза в сутки уже целый год. Да, я знаю, что ты упрям. Но я не собираюсь забираться в Кольцо. Я хочу полетать над Кольцом. Я подчиняюсь твоим распоряжениям. Уважь и ты мою просьбу. Я прошу тебя самым нижайшим образом, черт возьми. В конце концов, друзья мы или нет?

– В чем, собственно, дело? – сказал Быков спокойно.

Юрковский опять пробежался по комнате.

– Дай мне Михаила, – отрывисто сказал он.

– Что-о-о? – сказал Быков, медленно выпрямляясь.

– Или я полечу один, – сейчас же сказал Юрковский. – А я плохо знаю космоскафы.

Быков молчал. Михаил Антонович растерянно переводил глаза с одного на другого.

– Мальчики, – сказал он. – Я ведь с удовольствием… О чем разговор?

– Я мог бы взять пилота на станции, – сказал Юрковский. – Но я прошу Михаила, потому что Михаил в сто раз опытнее и осторожнее, чем все они, вместе взятые. Ты понимаешь? Осторожнее!

Быков молчал. Лицо у него стало темное и угрюмое.

– Мы будем предельно осторожны, – сказал Юрковский. – Мы будем идти на высоте двадцать-тридцать километров над средней плоскостью, не ниже. Я сделаю несколько крупномасштабных снимков, понаблюдаю визуально, и через два часа мы вернемся.

– Алешенька, – робко сказал Михаил Антонович. – Ведь случайные обломки над Кольцом очень редки. И они не так уж страшны. Немного внимательности…

Быков молча смотрел на Юрковского. «Ну что с ним делать? – думал он. – Что делать с этим старым безумцем? У Михаила больное сердце. Он в последнем рейсе. У него притупилась реакция, а в космоскафах ручное управление. А я не могу водить космоскаф. И Жилин не может. А молодого пилота с ним отпускать нельзя. Они уговорят друг друга нырнуть в Кольцо. Почему я не научился водить космоскаф, старый я дурак?»

– Алеша, – сказал Юрковский. – Я тебя очень прошу. Ведь я, наверное, больше никогда не увижу колец Сатурна. Я старый, Алеша.

Быков поднялся и, ни на кого не глядя, молча вышел из кают-компании. Юрковский закрыл лицо руками.

– Ах, беда какая! – сказал он с досадой. – Ну почему у меня такая отвратительная репутация? А, Миша?

– Очень ты неосторожный, Володенька, – сказал Михаил Антонович. – Право же, ты сам виноват.

– А зачем быть осторожным? – спросил Юрковский. – Ну скажи, пожалуйста, зачем? Чтобы дожить до полной духовной и телесной немощи? Дождаться момента, когда жизнь опротивеет, и умереть от скуки в кровати? Смешно же, Михаил, в конце концов, так трястись над собственной жизнью.

Михаил Антонович покачал головой.

– Экий ты, Володенька, – сказал он тихо. – И как ты не понимаешь, голубчик, ты-то умрешь – и все. А ведь после тебя люди останутся, друзья. Знаешь, как им горько будет? А ты только о себе, Володенька, все о себе.

– Эх, Миша, – сказал Юрковский, – не хочется мне с тобой спорить. Скажи-ка ты мне лучше, согласится Алексей или нет?

– Да он, по-моему, уже согласился, – сказал Михаил Антонович. – Разве ты не видишь? Я-то его знаю, пятнадцать лет на одном корабле.

Юрковский снова пробежался по комнате.

– Ты-то хоть, Михаил, хочешь лететь или нет? – закричал он. – Или ты тоже… «соглашаешься»?

– Очень хочется, – сказал Михаил Антонович и покраснел. – На прощанье.

Юра укладывал чемодан. Он никогда как следует не умел укладываться, а сейчас вдобавок торопился, чтобы незаметно было, как ему не хочется уходить с «Тахмасиба». Иван стоял рядом, и до чего же грустно было думать, что сейчас с ним придется проститься и что они больше никогда не встретятся. Юра как попало запихивал в чемодан белье, тетрадки с конспектами, книжки – в том числе «Дорогу дорог», о которой Быков сказал: «Когда эта книга тебе начнет нравиться, можешь считать себя взрослым». Иван, насвистывая, веселыми глазами следил за Юрой. Юра наконец закрыл чемодан, грустно оглядел каюту и сказал:

– Вот и все, кажется.

– Ну, раз все, пойдем прощаться, – сказал Жилин.

Он взял у Юры невесомый чемодан, и они пошли по кольцевому коридору, мимо плавающих в воздухе десятикилограммовых гантелей, мимо душевой, мимо кухни, откуда пахло овсяной кашей, в кают-компанию. В кают-компании был только Юрковский. Он сидел за пустым столом, обхватив ладонями залысую голову, и перед ним лежал прижатый к столу зажимами одинокий чистый листок бумаги.

– Владимир Сергеевич, – сказал Юра.

Юрковский поднял голову.

– А, кадет, – сказал он, печально улыбаясь. – Что ж, давай прощаться.

Они пожали друг другу руки.

– Я вам очень благодарен, – сказал Юра.

– Ну-ну, – сказал Юрковский. – Что ты, брат, в самом деле. Ты же знаешь, я не хотел тебя брать. И напрасно не хотел. Что же тебе пожелать на прощание? Побольше работай, Юра. Работай руками, работай головой. В особенности не забывай работать головой. И помни, что настоящие люди – это те, кто много думает о многом. Не давай мозгам закиснуть. – Юрковский посмотрел на Юру со знакомым выражением, как будто ожидал, что Юра вот сейчас, немедленно, изменится к лучшему. – Ну, ступай.

Юра неловко поклонился и пошел из кают-компании. У дверей в рубку он оглянулся. Юрковский задумчиво смотрел ему вслед, но, кажется, уже не видел его. Юра поднялся в рубку. Михаил Антонович и Быков разговаривали возле пульта управления. Когда Юра вошел, они замолчали и посмотрели на него.