Сергей Павлов - Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

Загадка так и осталась бы загадкой, не посети Кизимов “Орлиный пик” вторично. Это было неделю назад. С первыми заездами Кизимов улетел восвояси, Тимков помахал ему вслед и с нехорошим предчувствием направился сдавать вечерний радиорапорт. Предчувствие не обмануло его. Центр сообщил: результаты дневных измерений метеостанции полностью забракованы.

Мы застали Тимкова в момент весьма неприятных для него объяснений с комиссией Центра. Сбитые с толку члены комиссии пытались найти для своего протокола хоть какую–нибудь вразумительную предпосылку, однако Тимков, сбитый с толку гораздо более основательно, ничем не мог им помочь. Он сознавал, что, заподозрив Кизимова, так далеко выходит за рамки понятия о “вразумительности предпосылок”, что об этом лучше промолчать. Уловив смысл претензий, предъявленных дежурному инженеру метеостанции “Орлиный пик”, мы попросили уважаемых членов комиссии оставить поле деятельности за нами, на что они с большой охотой согласились.

Мы приготовились к трудному разговору, но достаточно было упомянуть о Кизимове, и Тимков выложил нам свои подозрения… То есть даже не подозрения, а твердую уверенность в том, что, стоило Кизимову появиться вблизи измерительного комплекса метеорологической аппаратуры, приборы начинали врать. Мы попросили Тимкова взять на себя труд провести еще один такой эксперимент, но получили отказ. “Экспериментировать над своим другом я не намерен, — заявил Тимков. — К тому же я убежден, что третий эксперимент в условиях “Орлиного пика” ничего нового вам не даст”. Нам оставалось признать его правоту и внести в свою картотеку странный “эффект метеостанции”. С экспериментами мы решили повременить, дополнительный материал могло нам дать простое наблюдение за Кизимовым…

Никольский остановился, вопросительно взглянул на Гэлбрайта.

— Продолжайте, прошу вас. — Гэлбрайт кивнул.

— Собственно, я рассказал почти все. Наблюдение за Кизимовым действительно было результативным. Отдел Наблюдения преподнес нам сюрприз — поющие деревяшки вот наподобие этой… — Никольский постучал по крышке футляра. — И мы решили, что располагаем достаточным материалом для прямой беседы с производителем мелких чудес. Один из наших сотрудников посетил Кизимова в его дачном особняке и попытался установить контакт. Попытка провалилась. Кизимов выпроводил визитера ненамного вежливее, чем сделал это в отношении мистера Хаста. Тогда мы предложили строптивому собеседнику быть с ответным визитом у нас. Если интересуетесь подробностями состоявшегося разговора, мы подготовили звукозапись на картоне номер девятнадцать.

Гэлбрайт нашел нужный картон и передал Фрэнку. Поднял руку, призывая к тишине, хотя безмолвие в холле нарушалось только нетерпеливым сопением Хаста. Фрэнк нащупал в крышке стола щель лингверсора, бросил в нее пластмассовый прямоугольник.

— Запись немного сокращена, — успел предупредить Никольский. — Изъяты детали, которые не относятся к делу.

В колонках спикера на потолке пронзительно заверещала настройка лингверсора.

Первую фразу трудно было понять. Автомат–переводчик быстро менял варианты фонем в поисках тональности, наиболее близкой к звуковому оригиналу. Вторая фраза звучала сравнительно чисто:

— Прошу вас, назови… свои фами… имя, род занятий.

— Простите, как мне вас называть?

— Можете называть меня инспектором.

— Инспектор, я попросил бы вас избавить меня от формальностей. Скажите сразу, что вам от меня угодно, и я постараюсь или ответить вам прямо…

— Или?

— Или не ответить.

Длинная пауза.

— Скажите, Кизимов, почему вы избегаете открытого разговора с представителями Управления космической безопасности?

— Вопрос поставлен неверно. Я избегаю говорить лишь на темы, обсуждать которые не нахожу возможным.

— Позвольте спросить почему?

— По причинам сугубо личного свойства.

— Вы не могли бы сказать о причинах подробнее?

— Нет, не мог бы.

— Вы связаны определенными обязательствами?

— Я не понял вашего вопроса.

— Вы давали кому–нибудь обязательства не касаться интересующих нас тем?

— Ах вот оно что… Нет, не давал.

— С кем вы поддерживаете дружеские отношения?

— Это мое личное дело.

— Вы считаете своим другом Жана Лорэ?

— Да, считаю.

— Вы сознаете, что ваши необычные свойства, приобретенные, видимо, за пределами нашей планеты, не могли нас не заинтересовать?

— Это ваше дело?

— Это общественное дело, Кизимов!

— Я ведь не сказал — личное.

— Себя вы противопоставляете обществу?

— Ни в коем случае, инспектор! Разрешите вопрос?

— Да, конечно.

— По–вашему, я представляю собой угрозу обществу?

— Вы должны понимать, что мы не имеем права не учитывать такую вероятность. А как бы на этот вопрос ответили вы сами?

— Отрицательно. То есть для общества я опасен не более, чем любой другой “обыкновенный” житель планеты Земля.

— То есть вы сознаете свою необыкновенность?

Недолгая пауза.

— Сознаю, разумеется… Но кому от этого хуже, кроме меня?

— Простите, я вас не понял.

— Инспектор, поверьте мне на слово: моя необыкновенность для меня такая же загадка, как и для вас.

— Может быть, это болезнь?

— Должен вас упрекнуть: вы не очень внимательно просмотрели мой бюллетень служебного спецкарантина. Заключение медэкспертизы гласит: “Здоров. С учета спецкарантинного сектора снят. Бессрочный пропуск на планету Земля выдан”.

— Хорошо, не болезнь. Назовем это как–нибудь по–другому.

— Да, вы правы. Суть, конечно, не в терминах… Это неизвестно где и неизвестно как приобретенные свойства, необычные для “нормального” человека. Предупреждаю возможный вопрос: я действительно не знаю где и не знаю как.

— А вам не хотелось бы избавиться от такого “приобретения”?

— Видите ли… Для меня это уже не имеет значения.

— Как понимать ваш ответ?

— Как вам будет угодно.

— А для других?

— Что для других?

— Это имеет значение?

— Простите, о чем вы спрашиваете?

— Вам не приходилось говорить на эту тему с другими обладателями подобных свойств… ну, скажем, с Лорэ?

— Лорэ?.. Нет, не приходилось.

— Вас удивил мой вопрос?

— Да. При чем здесь Лорэ?.. Ах, понимаю!

— Вы с Лорэ ничего не знали о способности друг друга оставлять “черные следы”?

— Вероятно, вы говорите о". Нет, за Лорэ я этого не замечал. Я полагал, что, кроме Йонге и меня…

— …феноменов такого рода больше не существует?

— Да. Ну что ж… тем хуже для Лорэ.

— Что вы имеете в виду?

— Прежде всего вашу назойливость. Я всегда опасался дать вам для нее повод. В отношении “черных следов”, как вы называете их, я проявлял особую осторожность. Дело прошлое, инспектор, но скажите мне откровенно, где вы могли заметить оставленный мною “черный след”?