Сергей Павлов - Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

— Резонно… — пробормотал медиколог. — Вынужден согласиться. Однако что вы предлагаете взамен?

— Я бы рискнул предложить третью гипотезу. И весь ее смысл заключен в одном–единственном слове: недоразумение. Расшифровочка требуется?

— Да, будьте любезны.

— Так вот: никакого “умопомешательства” на базе не было, “умышленной порчи имущества” тоже. Было недоразумение. Кибер–уборщик истолковал как приказ чью–то случайную фразу и выполнил то, о чем его, дурака, никто никогда не просил. Специалисты, правда, считают, что это выходит за рамки возможного. Дескать, логика автомата класса “Стюард” принимает приказ только вместе с произнесенной формулой обращения. Но представьте себе ситуацию: по хозяйственной надобности кто–то сказал эту формулу, кто–то рядом стоящий его перебил, а кто–то проходивший мимо как–нибудь неудачно, к примеру, сострил… Впрочем, можно представить себе ситуацию и посложнее.

— Понимаю… Благодарю вас, коллега. Вы меня убедили…

Удрученный де Ривера полюбопытствовал взглянуть на виновника переполоха. Ничего особенного: новая модель “Стюарда” — помесь механического осьминога с пылесосом и рукомойником. Автомат, поблескивая бусинами глаз, послушно выполнил несколько команд администратора. Затем, уже по собственной инициативе, пустил струю какой–то жидкости медикологу на ботинки, посвистел пылесосом, повращал шаровидными щетками. Такую же процедуру проделал с ботинками администратора.

— Что это с ним? — спросил де Ривера.

— Заметает следы собственного преступления, — задумчиво глядя на ХАУМа, ответил администратор. —

На ботинках мы притащили из бункера кварцолитовую пыль от разбитых экранов. Кстати, убрать “за собой” в бункере он не успел: как раз вчера завершился недельный цикл его работу и семидневная программа автоматически стерлась…

Де Ривера выразил администратору сочувствие, подписал протокол посещения базы и стартовал восвояси…

— Я, — сказал в заключение Роган, — так подробно передал вам исповедь моего бывшего аспиранта не только потому, что это был самый живописный случай “экранной диверсии”. Мне хотелось показать вам, во–первых, насколько изобретательно действовали “диверсанты”, кстати, “курьез” де Риверы насторожил меня именно этим, — и насколько обманчивы изящные на вид гипотезы, во–вторых.

— О, здесь мы решительно с вами согласны, профессор! — Гэлбрайт кивнул. — В этом плане изящная версия сродни ложному обвинению: она тем опаснее, чем правдоподобнее выглядит.

— Встречаясь с медикологами Внеземелья, — продолжал Роган, — я выяснил, что случаи безжалостного истребления экранов отнюдь не монополия системы Юпитера и даже не монополия баз. Очажки “экраноненавистничества” вспыхивали в самых разных местах от Меркурия до Урана, в том числе на рейдовых спецкораблях. Правда, не в такой эффектной форме, как на “Голубой пантере”. Я не мог понять, почему “диверсии” тяготеют к совершенно определенной категории работников Внеземелья, и передал свои материалы вашему Управлению.

— Н-да, проморгали… — с сожалением сказал Никольский. — Отличную возможность проморгали. Там, в Пространстве, мы могли бы на вполне законных основаниях применить к “диверсантам” ответные санкции…

— Боюсь, поводов для этого скоро будет у нас достаточно, — мрачно предположил Гэлбрайт. — Однако вернемся к вопросу о “диверсиях”. Извините, профессор, мы перебили вас.

— Разве я еще не насытил вашу… э-э… несколько запоздалую любознательность? — ядовито осведомился Роган.

Гэлбрайт дернул щекой и убрал руки с крышки стола на подлокотники кресла. Фрэнк следил за ним с любопытством и Уважением: несмотря ни на что, лицо шефа являло собой образец хладнокровия. Образец, правда, слегка побелевший, но в скульптурном отношении безупречный. Верно говорят. Школа!..

— Отправная точка нашего разговора — упущения в Работе комиссии Юхансена, — деловито напомнил Гэлбрайт. — В этой связи, пожалуй, нам будут полезны подробности “экранных диверсий” на “Лунной радуге”. Как вы считаете, профессор?

— Я считаю, вы напрасно меня агитируете. Уж если я пожертвовал для вас драгоценным лекторским временем, значит, дело того стоит… Мой интерес к “экранным диверсиям” был до такой степени обострен, что я не поленился подготовить соответствующую звукозапись. Карточка номер пять. И еще я считаю, что “экранные диверсии” — сущий пустяк по сравнению с другими данными. Впрочем, выводы делайте сами.

Гэлбрайт, выбравший в этот момент нужную карточку, настороженно посмотрел на профессора.

— Перевод не потребуется, — предупредил Роган. — Легкий акцент, свойственный медикологу “Лунной радуги” Альбертасу Грижасу, не помешает вам понимать его речь и даже приятен на слух.

Фрэнк опустил карточку в щель лингверсора, и в холле послышался тихий шелест. Купер, не меняя позы, повел рукой с небрежным изяществом утомленного музыканта над клавиатурой пульта, и шелест исчез. Затем откуда–то сверху отчетливо:

— Одну минутку, Альбертас! Затронутая нами тема несколько выходит за рамки частной беседы, что… Короче говоря, вы не станете возражать, если мы сделаем фотокопию вашего рассказа? И не стесняйтесь мне возразить — не в моих правилах обременять приятных гостей хлопотными просьбами.

Фрэнк сразу узнал профессорский баритон и подивился мягкости и теплоте интонаций. Похоже, этот колючий, как высохший кактус, старик умел бывать обаятельным собеседником.

— Помилуйте, профессор, какие могут быть возражения! — прозвучал голос тенорового регистра. — Признаться, ваш интерес к “экранным диверсиям” на “Лунной радуге” меня интригует. Кстати, откуда вы могли узнать?..

— Видите ли, друг мой… Борт “Лунной радуги” не единственное место происшествий подобного рода.

— Ах даже так! Понимаю… С чего я должен начать?

— Вам виднее. Начинайте сначала. Одно пожелание: не скупитесь на подробности. Мне бы хотелось полнее представить себе обстановку на корабле.

…В общем и целом рейс нашей Четвертой экспедиции к Урану проходил в спокойной деловой обстановке. Команда рейдера, как это ей и положено, исправно несла корабельные вахты. Группа десантников, по настоянию Нортона, большую часть своего времени отводила спецзанятиям и тренировкам. Члены комиссии — семеро ученых во главе с Юхансеном — вырабатывали тактику изучения оберонской загадки на бесконечных совещаниях. При этом каждый из них очень тактично отстаивал свою позицию и очень доброжелательно, деликатно критиковал позицию оппонента… Я, как положено медикологу корабля, следил за самочувствием экипажа, регламентировал усердие десантников, чересчур увлекавшихся “перегрузочно–силовой” тренировкой, удерживая их от намерения сломать себе шею до прилета на Оберон. Ну, что еще?.. Ах да, пожалуй, следует упомянуть о моем лингвистическом увлечении: в этом рейсе я прилежно осваивал хетто–лувийскую ветвь вымерших языков. На борту “Лунной радуги” я был (как, прочем, и многие здесь) новичком, и невинное увлечение помогало мне коротать свободное время.