Михаил Михеев - Далекая от Солнца. Рассказы

- Кажется…

- Нет, просто… я не хочу без тебя жить!.. Хорошо?

- Хорошо, - сказала она и улыбнулась чуть. - Почти так же, как у Диккенса…

Незаметные в темноте, по соседней аллее прошли два робота.

РТ-120 шагал методично и размеренно, каждый шаг его был равен метру и делал он один шаг в секунду.

ЭФА-3 была ниже его, зато ножки ее двигались быстрее, и она не отставала от своего спутника.

Она остановилась первая.

Повернула в сторону сидящих на скамейке хорошенькие решетчатые ушки очень похожие на кухонные шумовки, но ничего не поняла.

- Ты слышишь, что они говорят?

Слуховые локаторы РТ-120 были несравнимо чувствительнее. Он отрегулировал усиление и без труда разобрал все слова.

- Он сказал, что, кажется, любит ее. Что такое «любит», ты не знаешь?

- Конечно, знаю, - ответила ЭФА-3.

- Объясни мне.

- Ты не поймешь.

- Я попробую понять.

РТ-120 подключил к киберлогике схему сложных понятий. Он еще ни разу ею не пользовался, и схема работала нечетко. Тогда он увеличил напряжение питания. На предохранителе защелкали голубые искорки.

Запахло озоном и изоляцией.

- Ну тебя! - сказала ЭФА-3. - Выключись, а то сгоришь. Я прочитала про. любовь в справочнике.

- И поняла?

- Поняла. Почти все… - ЭФА-3 пощелкала переключателями эмоции, просто так, без надобности. Что они еще говорят?

РТ-120 прислушался.

- Он сказал, что не хочет без нее жить. Как это так?

- Помолчи! - тихо сказала ЭФА-3. - А что он делает?

РТ-120 включил инфракрасные видеоанализаторы.

- Он обхватил ее руками за плечи, будто она падает.

- Как интересно! - сказала ЭФА-3. - Покажи, как он это сделал.

РТ-120 обхватил ЭФА-3 стальными руками, - Тише, тише! - воскликнула ЭФА-3. - Отпусти, сейчас же.

Она отступила на шаг.

- Посмотри, что наделал. Смял правый локатор. Теперь я потеряю слуховую ориентировку. Разве так можно!

- Я не знал, что ты такая непрочная, - оправдывался РТ-120. - Ничего, в институте тебе поставят новый локатор.

- Для меня нет запасных деталей. Я же экспериментальная модель, не то, что ты.

- Локатор помялся совсем немного, - сказал РТ-120. - Я его выправлю сам.

Он щелкнул переключателем, и на его пальце появилась отвертка. Осторожнее! - сказала ЭФА-3. - Не поломай.

Но повреждение на самом деле оказалось невелико.

Да и локатор был не таким уж сложным, чтобы в нем не мог разобраться ремонтный робот РТ-120, запрограммированный талантливыми инженерами Завода Высшей Кибернетики…

Маленькая девочка шла за мамой к остановке аэробуса. Возле цветочной клумбы девочка остановилась.

- Мама! - сказала она. - Можно мне сорвать вон тот цветочек?

- Что ты, разве его сорвешь. Он там крепко держится.

- А как же раньше рвали цветы?

- Кто тебе это сказал?

- Дедушка Дим, который учил меня спектромузыке.

- Дедушке Диму уже сто пять лет. Он рвал цветы, когда был маленький, как ты. Сейчас таких цветов нет. Даже я никогда не рвала цветы.

Девочка расстроилась. Пока дожидались аэробуса, она стояла молчаливая и печальная. Вокруг нее было множество цветов, но она не хотела на них смотреть.

- Когда я вырасту большая, - сказала она, - я обязательно найду цветы, которые можно будет рвать.

- Не выдумывай глупости! - ответила мама.

Спрашивать Тима Маркина, зачем он вывел эту дьявольскую бактерию, было все равно, что спросить бога, для чего тот создал комаров.

Дураком он не был - я говорю про Тима Маркина, разумеется. Кое в чем он разбирался. Микробиологию, например, знал куда лучше любого из нас, и биографию какой-нибудь там сонной трипанозомы, вероятно, помнил подробнее, нежели свою собственную. За микроскопом он мог просиживать сутками и тем самым до смерти надоедал нашей препараторше, которая из-за него никогда не могла вовремя прибрать лабораторию.

В конце четвертого курса Тим Маркин выступил на кафедре с докладом. Он рассказал нам о своих работах и наблюдениях по культивации микробов в искусственных средах.

Мы не очень любили Тима Маркина, но доклад его прослушали с великим интересом, как какой-нибудь приключенческий роман: поговорить о микробах он умел.

Вот тогда-то заведующий кафедрой микробиологии профессор Янков и произнес свои знаменитые слова, которые потом я вспоминал не один раз.

- Вы очень способный юноша, Маркин, - сказал профессор Янков, - больше того, у меня никогда еще не было студента, который бы умел крутить ручки у микроскопа лучше, чем это делаете вы. Еще раз вы доказали и мне и всем присутствующим, что микробиологию знаете, я бы хоть сейчас мог вас освободить от защиты диплома. И все же… - тут профессор Янков сделал продолжительную паузу, - и все же, я не уверен, что вы не сделали ошибки, решив изучать медицину, а не, скажем, археологию. Вы, конечно, не понимаете меня?.. Я так и думал… Вы, Маркин, работаете ради одного любопытства. Оно у вас огромно и помогает вам находить оригинальные пути и методы к открытию незнаемого. Но медику одного любопытства мало. Глядя в микроскоп, он должен видеть не только микробов, но за ними и страдающее человечество. А вот этого страдающего человечества вы, как мне кажется, не видите. Не хотите видеть.

И Тим Маркин, и все присутствующие выслушали это с вежливым вниманием. Нам было по двадцать с небольшим, вежливости нас успели научить, но мудрыми мы, конечно, не были. Поэтому сочли слова старого профессора излишне сентиментальными, чтобы принимать их всерьез.

Тим Марким, я уверен, не помнит их и сейчас, даже после всего того, что случилось…

Я уже говорил, что, несмотря на свои таланты, он среди нас симпатиями не пользовался.

Только на это были свои причины.

Человек, как известно, существо общественное и живет среди себе подобных. Чтобы не так уж часто наступать друг другу на ноги, пришлось выработать правила общественного поведения, условные, как правила уличного движения, но и такие же необходимые.

Повинуясь этим правилам, мы говорим «здравствуйте» и «спокойной ночи!», уступаем место женщине, спрашиваем, кто последний в очереди, и не перебиваем приятеля, когда он по забывчивости в третий раз рассказывает один и тот же анекдот.

Все эти условности воспитываются в нас с детства и привычным кодом укладываются в сознании.

У Тима Маркина такого кода не было.

Не потому, что он правила отрицал. Он о них просто не думал. Он вообще мало думал о вещах, которые не мог сунуть под микроскоп. Рассеянный и невнимательный к людям, он щедро наступал на соседские мозоли. От того, что делал он это без умысла, соседям легче не было. Находиться рядом с ним было не только неприятно, но и опасно. Вообразите, что шофер такси вдруг позабыл правила уличного движения.