Еремей Парнов - Море Дирака

Подольский встал и робко пожал сильную, широкую ладонь.

— Я — согласен, профессор. Не нужно мне никакой приплаты. И так… Я даже мечтать об этом не смел.

— Пишите заявление, — сдержанно-повелительно сказал Орт.

— Как?.. Прямо здесь? Сразу?

— Ну конечно, здесь. Зачем время терять?

— Сейчас дам вам листок бумаги и ручку, — сказал Урманцев, расстегивая сверкающие замки большого портфеля из желтой скрипучей кожи.

— Значит, так!.. Директору Института физики вакуума Академии наук СССР Самойлову А.А., Алексею Александровичу… Написали? Так… Заявление… От кого… Теперь дальше… Прошу зачислить меня на должность младшего научного сотрудника в лабораторию теории вакуума… Написали? Число. Подпись… Так. Давайте сюда.

Орт пробежал глазами заявление и, взяв у Подольского ручку, написал в левом уголке наискосок: «О.К. Оформить. Е.Орт».

— Положите это к себе, Валентин Алексеевич, — сказал Орт и обернулся к Подольскому. — Приходите послезавтра утром в отдел кадров со всеми документами. Меня, к сожалению, в институте не будет — эту неделю я работаю дома. Но пусть вас это не волнует. Все будет сделано. И сразу же начинайте работать. Со всеми вопросами обращайтесь к Валентину Алексеевичу или к моему заместителю Ивану Фомичу Пафнюкову… На всякий случай запишите мой домашний телефон… Ну, вот и отлично, дорогой коллега Михаил Савельевич. Прощайте.

Подольский растерянно пожал протянутую руку и долго смотрел вслед уходящим, пока они не скрылись за поворотом длинного сумрачного коридора.

Зажегся свет. Захлопали двери. Послышался нарастающий людской гул. Начался антракт. Подольский медленно повернулся и пошел к лестнице, учащенно вдыхая привычный цирковой воздух, пахнущий мокрыми опилками, звериной мочой, духами и вазелином.

— Заполнили анкетку? — улыбаясь, спросил Иван Фомич. — Так-так. Давайте посмотрим…

При первом же взгляде на этого маленького, постоянно улыбающегося человека Подольский ощутил какую-то глухую тревогу. Это не было мгновенной антипатией, которая подчас вспыхивает между совершенно незнакомыми людьми. Это скорее походило на смутную тоску.

— Так вы, оказывается, Горный институт окончили? Интересно… Там ведь физика… не очень. Кажется, всего два семестра?

— Три… Я у профессора Белоярцева работал.

— У Николая Корнеевича? Так-так… И в какой же области вы, так сказать, самочинно специализировались?

— Я увлекся критическими явлениями — опалесценцией в критической фазе, флуктуациями плотности и координации. Потом, естественно, стал работать с гелием-II и со сверхпроводимостью.

— Понятно, понятно. — Иван Фомич улыбнулся еще шире, и его маленькие глаза превратились в монгольские щелочки.

Подольский понял, что Иван Фомич уже знает о нем либо от Орта, либо от Урманцева и расспрашивает совсем не для того, чтобы узнать еще что-то новое. В каждом вопросе Подольский чувствовал какой-то обидный намек. Может быть, поэтому ему и трудно было хорошо отвечать. Возможно, и напротив, стеснение, которое он испытывал, превращало самые обычные деловые вопросы в нечто неловкое, неделикатное. Но скорее источник смутного беспокойства находился вне Подольского. Михаил понимал, что одни и те же вопросы у разных людей звучат по-разному. Ведь и Орт расспрашивал его довольно подробно. Только Орту отвечать было легко, свободно, даже как-то радостно. А Ивану Фомичу…

«Наверное, это потому, что Орт не только большой ученый, но и умный, хороший человек, — подумал Михаил. — У этого же всякое отклонение от нормы вызывает недоверие. Но разве горный инженер, который увлекся физикой и хочет работать в близкой для него области — по влечению души, а не в соответствии с дипломной квалификацией, — патологическое явление? Нет… Скорее этот маленький профессор просто не любят странных людей. А я для него странный…»

— У вас есть опубликованные работы?

— Три статьи. Две в трудах Горного института и одна в инженерно-физическом журнале.

— Да-да, я вижу… Только это скорее физико-химия, у нас же… Не знаю, говорили ли вам? У нас теоретическая физика вакуума…

— Я знаю. Евгений Осипович говорил мне о каких-то криотехнических задачах.

— Ах, вот как… Отлично, отлично… В НИИуглеобогащения вы попали по распределению?

— Да.

— И проработали два года… В какой области?

— В самых разных. У меня не было постоянной темы… Так, передавали из одной группы в другую…

— Значит, два года? И ушли по собственному желанию… Почему, интересно?

— Скучно мне там было.

— Скучно? — Иван Фомич тихо засмеялся. — А вы веселья хотели? Какое же на работе веселье? Работа — дело серьезное. Эх, молодежь!..

— Не веселья я искал, а настоящей работы. Творческой, которая… Ну, как бы это сказать?.. Чтобы гореть, что ли…

— И вы пошли в цирк. — Смех Иван Фомича сделался чуть громче, но оставался все таким же корректным и невыразительным.

Михаил хотел ответить ему, что попал в цирк совершенно случайно. Просто представилась возможность осуществить интересную идею. Он хотел рассказать об этой идее, о своих надеждах и о том, как пытался поступить в различные физические институты, но, взглянув на Ивана Фомича, он только махнул рукой и встал.

— Очевидно, я не подхожу вам… для работы. Извините за беспокойство.

— Нет-нет! Что вы! Я же ничего вам не сказал. Да я и ничего здесь не решаю… Решает Евгений Осипович. Он вас взял на работу, ему и… В общем вы приняты. Сейчас мы спустимся в кадры. Пусть готовят приказ. Раз Евгений Осипович наложил свою визу, директор подпишет.

Собрав со стола анкету, копию диплома и прочие бумажки, Иван Фомич направился к двери. Но, не дойдя до нее, вдруг остановился и, обернувшись, сказал:

— А вы, собственно, можете подождать меня здесь. Зачем вам в кадры идти? Пустая трата времени, — он засмеялся. — Лучше подымитесь в триста восьмую к Урманцеву. У него для вас письмо от Евгения Осиповича… Нечто вроде инструкции. Он у нас неугомонный, Евгений Осипович. Любит, чтоб все быстро, шумно, масштабно! Широкий человек! И увлекающийся… Ну, я побежал.

Михаил остался один в большом, отделанном под мореный дуб кабинете. Застекленные полки с книгами, картины и фотографии, четыре телефона, стол для заседаний и письменный стол, заваленный бумагами, книгами и всякими изысканными и часто несовместимыми друг с другом мелочами, — все говорило, что хозяин этого кабинета человек не только солидный и заслуженный, но разносторонний, немного безалаберный и не простой, ох, не простой…

Зазвонил телефон. Михаил не двинулся с места. Телефон продолжал настойчиво звонить. Михаил оглянулся по сторонам и нерешительно снял трубку. Но звонил не этот телефон. Положил трубку на рычаг и взял другую. Спрашивали Орта. Михаил сказал, что его сегодня не будет. Он еще раз оглядел лакированные книжные шкафы и картины, висящие на белых шнурах, и пришел к выводу, что никогда не был в таком солидном кабинете. И почему-то вспомнил о своих мытарствах, когда ушел из НИИуглеобогащения…