Анастасия Курнакова - В поисках разума

— Моя работа не имеет шансов, да? Скажите прямо.

— С чего ты взял?

— Ну, я ведь пытался нести отсебятину, а остальные докопались хоть и не сами, но до нужной темы…

— У нас ценят студентов, которые пытаются выдвинуть новые идеи. Знаешь, многое в твоей работе заинтересовало и меня и всех остальных, но это ведь не подтверждено научно. Порой, сложно затрагивать подобные вопросы…

— Все ясно. Мне можно больше не беспокоиться.

— Как же не беспокоиться, если я написал целую рецензию на твою работу.

Слово «рецензия» резко ударило мне по ушам. Наверное, я еще не до конца осознал навестившую меня хорошую новость.

— Вы хотите сказать…

— Да, ты становишься участником шестой Международной Научной Конференции, которая пройдет в этом году в Бристоле. Поэтому рецензия на твою работу давно готова. Если ты не опустишь руки за два месяца отдыха, то добьешься больших результатов, мой мальчик.

После всего, что мне довелось услышать в этот день от Толстяка я… в общем, не помнил себя от счастья. Те, с кем случалось что-то подобное, поймут меня. Вечером я прихватил с собой Алекса и мы пошли в ближайший паб. Что было потом, я не помню, но на следующее утро у меня жутко раскалывалась голова. Зато проснулся я самым счастливым человеком на Земле. Еще бы: мое желание исполнилось…

В последний раз двух чужаков можно было увидеть на прошлой неделе, поздно ночью на Майской улице. Тогда-то они и наделали много шумихи. На следующий день жители этого района негодующе жаловались, мол, какие-то хулиганы всю ночь под окнами горланили песни и безобразничали. Один старик Герман все приметил, когда возвращался с работы. Он узнал в одном из хулиганов — Артура и немного удивился такому поведению. Он ведь не мог знать, что это вовсе не Артур, а его космический двойник. Но он не придал этому большого значения, тем более что нужно было спешить домой, иначе не миновать очередной ссоры со своей старухой. Рон тем временем отключил рацию, хотя понимал, что из-за этого их ждут большие разборки с шефом. А пока за ними не отправили космический корабль, можно было немного развеяться после всего, что произошло.

— Знаешь, я понял, что все люди делятся на две категории, — рассуждал Дик за кружечкой пива.

— И какие же?

— Есть люди неискренние, а есть совсем неискренние.

— С чего ты сделал такой вывод?

— Да на такой вывод натыкаешься повсюду! Вот хотя бы смотри — видишь того официанта? Он пожелал этому человеку приятного аппетита. Он пожелал это неискренне, а скажем, по долгу службы. А вон тот человек извиняется перед девушкой за то, что разбил блюдце. Он это делает совсем неискренне: он просто хочет быстрее отвязаться и боится наделать много шума. А сам считает девушку настоящей грымзой и большой паникершей!

— Нет, у тебя какие-то расплывчатые соображения насчет людей. Я думаю, он вполне искренен, потому что ему стыдно за его же неуклюжесть: проходя мимо, он задел задом блюдце!

— Да нет же… Ему отнюдь не стыдно. Человек любит сваливать свои неприятности и проступки на других людей, человек любит переносить вину на другого. Все потому, что каждый по себе эгоист и самовлюбленный! Я в этом уже давно убедился после долгих изучений!

— Знаешь, тебе пора завязать с пивом…

— Нет, мой друг. Мои слова звучат неубедительно и глупо. Но если проникнуть в смысл всего этого, то ты докопаешься до самой истины и поймешь, что я хотел донести. За то время, что мы пробыли на Земле, а мы ведь никогда так подолгу не задерживались, — я многое открыл для себя и стал по-другому смотреть на некоторые вещи.

— Например?

— Понимаешь, хоть все люди не святы и не чисты, здесь все равно чувствуется какая-то гармония и тепло, нежели у нас.

— А чем тебе у нас не гармония?

— Вспомни: громоздкие цеха, промышленный прогресс, высокоразвитая техника, выплавка металлов — наша обыденность, наша повседневность. Это все, конечно, большой плюс. Занятые умы, неподвластный разум, движение, управление, механика, открытия… Мы к этому привыкли, и мы не принимает другую жизнь — она кажется для нас избитой, пошлой и никчемной. Но неужели ты не чувствуешь, что здесь каждый человек счастлив по-своему? А в целом, здесь каждый счастлив! Но почему? Им ведь многого не хватает. Например, я бы сказал, не хватает чувства радости за других, ловкости, трудолюбия. Прилетев сюда, кажется, что жизнь стоит на месте. Ан-нет! Все как раз наоборот. Жизнь здесь течет и не умолкает. А все потому, что люди, несмотря на свои недостатки, сохраняют и продолжают нести в себе самые высокие светлые чувства. Я говорил, что все люди неискренние и совсем неискренние, но в них все равно найдется что-то доброе и теплое. Мне кажется, их просто жизнь делает такими. А в глубине души они совсем другие.

— Постой, Дик, о каких чувствах ты говоришь? Им не хватает разума! Разум всем руководит.

— Нет, ты во многом не прав… Может быть так оно и есть. Но знаешь, что я понял — разум в другом. Все это время мы с тобой были в поисках. Я бы не назвал это обычными поисками. Я многое для себя нашел. И мне кажется, нам на родине как раз таки и не хватает чего-то более разумного.

Это был последний «их» визит в паб на улице Майской. Когда они уже вышли, начало светать. А где-то всего в пяти шагах их поджидал корабль. Он был не виден простому человеческому глазу. Преступив через «особую» черту, чужаки тоже стали невидимы. Дик на прощание махнул рукой. Неизвестно кому был послан этот жест. Наверное, всей Земле. Была пора улетать. Улетать обратно в свой мир.

Все для меня закончилось успешно. Впереди — чемодан, прощание с Алексом и его отцом, с другими ребятами и лучшими друзьями, и долгая дорога. Но это было лишь прощание на два месяца. Осенью меня ожидала конференция. Через два месяца, четвертого августа, я должен буду вернуться в студенческий городок. Оттуда нас, участников научной конференции, повезут в Бристоль. Таких, по сути дела, набралось трое человек, включая меня.

Дорога, длиною восемь часов, показалась мне недолгой. Весь путь был полон воспоминаний. Я задумался, а что будет потом, когда я окончу университет? Конечно, звучит банально. Ведь меня ожидает работа. Быть может, меня возьмут в центр межпланетной связи, а может, по успешному выступлению на конференции, я стану великим ученым. Или вполне может быть, я буду, как и дядюшка Альберт, возиться в подвале над новым изобретением. Все может быть. Но меня волновал вопрос, поставленный немного иначе. Мне страшно было начинать новую жизнь. Я привык учиться, познавать. А вскоре придется мне учить и создавать. Таких мыслей было множество, и все они постоянно сменялись, сменялись и вообще исчезали…

Это были самые долгожданные дни в моей жизни! Как и в прежние времена все было замечательно. С первых же дней моего приезда, мама не уставала печь яблочный пирог, а отец не переставал рассказывать о своем новом посту. А я порадовал их своим успехом и мать уже начала волноваться, как же я поеду в такую даль, да еще и выдержу столь серьезное выступление. Я рассказал им, что Толстяк загордился мной, а дядя Альберт уже скоро закончит работу над своим изобретением. Я поведал им обо всем, что еще не успел тогда написать в письме. Не рассказал я лишь одну историю, хоть и очень хотелось. Но память есть память, а тайна есть тайна. Правда, мама поинтересовалась, что насчет той незнакомки, в которую я безумно влюбился. Я поперхнулся чаем и закашлялся. Пришлось сказать, что любовь прошла. Это была несчастная любовь, и я не желал об этом говорить. А сам тихо посмеивался. Особенно я не мог сдержаться от смеха, когда доставал фотографию Гелимуна — Алекс подарил мне одну. Как бы я хотел посмеяться вместе с родителями, но я помалкивал обо всем этом. Быть может, когда-нибудь я поведаю им о своем приключении. Но это произойдет тогда, когда атака с космоса будет неизбежна, или все будут говорить о сверхновом оружии против марсиан, или когда в нашем районе приземлиться космический корабль и оттуда с воплями выбегут Рон и Дик, чтобы еще раз повидаться со мной. В общем, скорее всего, все это навечно останется нашей с Алексом тайной.