Владимир Щербаков - Красные кони. Рассказы [с илл.]

На соседней планете тоже обнаружился кратер. И существа, разделенные космической пустотой, сообщались друг с другом световыми лучами. Да, они сообщались - таков был вывод Бойко и Кротова. Луч соседнего кратера был нацелен точно на нас. Если бы мы могли заметить его невооруженным глазом, то увидели бы световой зайчик, охватывавший и наш кратер, и нашу станцию, и еще несколько километров окрестности. Приборы с легкостью нащупывали луч. Надо полагать, луч нашего кратера также был бы ощутим на соседней планете. Мы угадывали теперь целую группу, сообщество космических организмов. Через месяц эти предположения подтвердились. Был пойман луч из соседней звездной системы, потом еще один. За вспышкой световой активности последовало затишье, световое «молчание». Что это значило?

- Позывные весны и молодости, - сказал Березин, - они ведь живут и дышат, лучи - это их голоса, их руки, это их движение. Но они, возможно, глухи к тому, что рядом с ними.

- Должно быть, у них есть враги, - подумал я вслух, не подозревая, что окажусь прорицателем.

Через несколько дней Кротов показал нам облако. Оно было едва заметно в полуденной чаше неба. По словам Кротова, облако неподвижно висело над кратером несколько часов кряду, не меняя формы. К вечеру оно стало опускаться. Края его были темные, клочковатые, а середина исторгала мерцавший полу-свет, точно там пылала топка и пламя в ней просвечивало сквозь темное стекло. От нашей станции до кратера было не больше километра, и мы хорошо все видели.

Возник свистящий звук. Он усилился, и ушам стало больно от звуковой волны. Над кратером взвилась пыль, повисла в воздухе… Гром! Слепящая зарница. Минутная тишина - и снова раскат грома, еще и еще. Из середины облака выскочила фиолетовая яркая капля, за ней тянулся белый шнур. Капля опускалась медленно, как на парашюте. Мы слышали, как раздался сигнал тревоги и наш робот включил приборы защиты. Станция неуязвима для электрических разрядов любой силы, но кратер…

Фиолетовый комок коснулся озера, светящийся шнур изогнулся, взорвался, и зеленая вспышка затмила день и само светило. Удар. Ослабленный защитой шквал… Ксиролевый купол над станцией дрогнул, на его вмятинах заиграла радуга, ослепительные интерференционные блики. Между облаком и кратером изламывались молнии. Лучи от них жгли и кусали мои руки, которыми я прикрыл лицо, они были как брызги расплавленного свинца.

Наконец прохлада и тишина… Облако быстро опустилось и легло на кратер. В воздухе рассыпался хруст, сухие щелчки, точно мельница молола гравий. Верх облака клокотал бесшумно, как далекий морской прибой. И казалось, под ним билось нечто живое - причина этого кипения, клокотания. Минута, другая, и вот взметнулись вверх темные края облака, точно крылья хищной птицы. Облако полетело в поднебесье - быстро и плавно. Оно засеребрилось, стало похоже на аэростат, вскоре пропало. Все стало на свои места. Но чего-то не хватало.

- Погас кратер! - крикнул кто-то. - Смотрите-ка, что случилось!

Я первым добежал до кратера. Он был пуст и мертв. Скаты воронки обуглились, на дне осела черная пыль. Его сердцевину выжгло пламя облака. Вероятно, кратер защищался, иначе не было бы электромагнитной войны, продолжавшейся, правда, лишь несколько мгновений. Хищник либо убивает жертву, либо погибает сам - так истолковали мы происшедшее.

Склон был усыпан осколками. Я поднял один, присмотрелся. Он напомнил мне давний московский вечер, Зенцова, его первый рассказ о кратере, которому я когда-то верил и не верил. Точно такой же белый камешек я видел у кого.

Незадолго до того, как Зенцов и другие нашли кратер, наверное, тоже прилетало облако, но кратер ожил, возродился, быть может, не без помощи лучей, посланных с других планет. Именно на такой ход событий мы надеялись, рассматривая осколки.

Нужно было возвращаться в город. Потому что солнце уже покраснело, и по траве поползли длинные прохладные тени. Красотки еще хлопали синими крыльями, но самые маленькие стрекозы-стрелки уже спрятались, исчезли.

Мы с Алькой прошли за день километров пять по берегу ручья и поймали жука. Теперь Алька то и дело подносил кулак к уху - слушал. Жук скрежетал лапками и крыльями, пытаясь освободиться. Час назад он сидел на пеньке, задремав на солнышке, и Алька накрыл его ладошкой. Но никогда в жизни не видел я таких жуков! Полированные надкрылья светятся, как сталь на солнце, лапы - словно шарниры, усы - настоящие антенны.

- Знаешь, это совсем не жук, - сказал Алька серьезно.

- Да, мне тоже так кажется, - сказал я, безоговорочно принимал условия игры.

Но я слишком быстро и охотно это сделал. Альку не проведешь - хитрюга, в мать.

- Я серьезно, а ты… - Он не закончил. Замолчал, замкнулся.

Дети - маленькие мудрецы, все чувства на лице, зато мыслей не прочтешь.

Мы медленно шли к дому вдоль ручья с цветными керосиновыми пятнами, мимо куч щебня и цемента, заборов и складов товарной станции. Мы перешли железнодорожное полотно, деревянный мостик через канаву, на дне которой валялись так хорошо знакомые нам старые автомобильные баллоны, ржавые листы металла и смятая железная бочка. Лесопарк уступал место городу постепенно. И эта ничейная земля нравилась и Альке и мне. Отсюда до дому рукой подать. Мы всегда останавливались на мостике, словно ждали чего-то. Издалека доносился гул, стучали колеса поездов, раздавались гудки. Над полотном дрожали фиолетовые и красные огоньки. Такие дни очень похожи друг на друга.

- Жук стал теплым, - сказал вдруг Алька.

Я потрогал. Жук был очень теплый. Алька объяснил:

- Я читал книгу про марсиан. Они, как кузнечики, сухие, с длинными ногами. Или как жуки.

- Это фантазия; - сказал я. - Никто не знает.

- Фантазия всегда сбывается. Разве ты не знаешь?

…В моих руках стеклянная банка, и мы внимательно рассматриваем ее. Вечером Алька посадил туда жука, накрыл банку чайным блюдцем, поставил на окно.

Мы молчим, хотя Алька мог бы повторить, что он говорил по дороге домой. Но теперь мы знаем, что все это очень серьезно. Банка пуста, за ночь в ней появилось отверстие с ровными оплавленными краями. С полтинник, не больше. Мы оба понимаем, что ждать продолжения этой истории придется, вероятно, очень и очень долго.

Весна пришла поздно. Мартовское солнце днем здорово грело, и тогда оттаивала грязь, в лужах всплывала какая-то слизь, прелая трава, прошлогоднее гнилье. Иногда же, особенно вечерами, с неба спускался холод, и земля застывала.

- И все-таки весна хорошее время, - говорил я в один из таких вечеров своему другу Саше Колоскову, начинающему .писателю.

- Весна ужасна, - возражал он, - каждая лужица, каждый сантиметр асфальта кишат микробами, мне кажется, я вижу их и без микроскопа.