Алексей Константинов - Ключ к загадке [СИ]

- Ты вообще молчи, - презрительно бросил Веретенников. - С тобой мы на базе разберемся. А вам, Семен и Инна, я вот что сказать хочу: не зачем обманывать жертву, если она и так загнана в безвыходное положение. Загнанный хищник потому попадает в ловушку, что охотники вынуждают его двигаться туда, а не потому, что он этого хочет. У нас сожжены все пути отхода, выбор простой: умереть вместе с Землей или сгинуть здесь, на Минерве, пополнив коллекцию безумца, коллекционирующего трупы существ, не причинивших ему никакого вреда. Так вот, что я хочу вам сказать: я предпочту гибель на Земле превращению в забавное соломенное чучело. Когда спросят мое мнение, я буду настаивать на том, чтобы отказаться от эвакуации на Минерву и продолжить рассматривать варианты терраформинга Венеры и Марса. На этом все. Ира, составишь отчет о вашей поездке и передашь его нашим компаньонам. Ты, - обратился он к Алексею, - в карантин, а когда пройдешь, у нас будет очень серьезный разговор!

Отчеканив это, капитан поднялся по лестнице, и с помощью веревки вылез из провала. Ира с Лешей последовали за ним, Инна и Семен на некоторое время остались в склепе.

- Ну и что думаешь по этому поводу? - спросила девушка приятеля.

- Думаю, генерал свихнулся, - честно ответил Семен.

- Доложим об этом начальству на Земле?

- Зачем? В одном Веретенников прав - мы в безвыходном положении. И вне зависимости от его рекомендаций, эвакуации начнется в ближайшее время.

Семен оказался прав - первые ракеты с беженцами покинули Землю через три месяца.

...

Дверь приоткрылась, профессор Зеленцов резко повернулся.

- Это ты Майя?

- Послушай, Саша... - робко начала женщина.

- Собирай детей, мы уезжаем, - заявил он, откладывая карандаш в сторону и окидывая взглядом созданный им рисунок.

- Ты передумал?! Все-таки поедем на Байконур? - обрадовано спросила женщина.

- Нет, Майя, в Берлин. Я тебе сказал, мы не покинем Землю!

- Тогда, - набралась мужества женщина, - я заберу детей и вместе с ними уеду на Байконур. А ты поступай как знаешь!

Зеленцов встал из-за стола, посмотрел на жену, усмехнулся.

- Обсудим это по дороге, любимая. Собирайся. Я тебе помогу.

Он подошел к ней, нежно поцеловал и вывел из комнаты. Очень скоро квартира Зеленцовых опустела, а карандашный рисунок так и остался лежать на столе. На листе профессор небрежно запечатлел простенькую шкатулку с незайтеливым узором - вещицу, мысли о которой не давали ему покоя вот уже несколько лет.

Белый саван снега накрыл заледеневшее озеро. Деревья склонили ветви надо льдом и походили на людей, потупивших свой взор во время проводов мертвеца в последний путь. Свинцовое небо добавило трагичности печальной картине, которую наблюдал стоявший на берегу мужчина - Фред Джонсон.

Те, кто осмеливался прогуливаться возле озера всегда видели его одинокую фигуру, стоявшую на берегу. Как солдат, несущий вахту, как смотритель маяка, не покидающий свой пост, Джонсон стоял и смотрел на абсолютную белизну, маскировавшую черную воду.

Убедившись в том, что уснувшее озеро никто не потревожил, Джонсон принялся обходить вокруг своего старинного врага, протаптывая тропинки, вслушиваясь в тишину.

За то время, что он прожил здесь, вокруг озера и чудака, живущего неподалеку, сложилось немало преданий. Поговаривали, что Джонсон ест малышей, которые по неосторожности осмелятся забрести на озеро. Другие считали, что на озере блуждает призрак утопившегося много лет назад лорда - охраняет сокровища, спрятанные где-то на дне. Третьи рассказывали о дьяволе, готовом купить душу в обмен на любое желание.

Ясное дело, ни одна из историй не имела никакого отношения к действительности, но тем они и были ценны. Ирландец Дэни, единственный человек, который не боялся Джонсона, давился со смеху, когда пересказывал эти сплетни. Фред едва заметно улыбался, похлопывая старого знакомого по плечу.

Дэни уже давно не наведывался, может случилось чего? А так ли давно это было? И было ли вообще? Мысли снова стали путаться в голове Джонсона. Переезд, кто-то собирался уезжать, но когда и куда?

Фред сроднился с озером настолько, что мог поклясться - видел не меньше зим, чем оно само. Хуже того, вся его жизнь походила на зиму - кажущаяся безмятежность скрывает страшную борьбу между жизнью и смертью. Озеро прикидывалось спящим, но поверхность его испещрили сотни маленьких узеньких трещин. Стукни слегка - они запоют хором, надави сильнее - и лед превратится в труху.

Образ треснувшей корки озера заставил все внутри Джонсона сжаться.

Нужно отвлечься, занять себя чем-то, смотреть на хитрые символы, оставленные на белом зимнем полотне самой природой. Ни один лингвист, даже самый искусный, не сумеет расшифровать, о чем же говорят следы-палочки воробьев, грубоватые и корявые отпечатки лап ворон, таинственная дорожка, оставленная ветвями переломившегося дерева. А Джонсон мог, потому что наблюдал за азбукой природы уже много лет, читал и перечитывал ее, понимал, что зверушки пишут только об одном - "Мы хотим пережить зиму, мы будем бороться за жизнь". А ведь действительно борются, но побеждают не все. Невольно Фред вспомнил свою молодость, тот самый день, когда история его жизни свелась к постоянному переписыванию одного и того же рассказа, сюжет которого не менялся из года в год.

Джонсон отмахнулся от неприятных воспоминаний, снова стал вчитываться в азбуку леса. До него донесся хруст переломившейся ветки. Фред вздрогнул - началось. Размашистым шагом он направился к источнику звука. Замер.

Напротив него замер здоровенный белый пес неизвестной породы. Шкура собаки сливалась со снегом, из-за этого зверюга напоминала призрака, рыскавшего по лесу долгие годы в поисках добычи. Пес оскалился, угрожающе зарычал. Фред попятился, собака провожала его взглядам, изредка позволяя себе вильнуть хвостом. Похоже, что нападать она не собиралась. Когда Фреда и пса разделяло метров тридцать, Джонсон позволил себе повернуться спиной к вероятному противнику. .

В это момент практически одновременно произошли два события. Громко захрустел лед и где-то далеко, казалось, в десятке километрах от Фреда, закричал ребенок.

...

Легкая презрительная усмешка не сползала с лица Фреда всю дорогу. Эдварда это не на шутку раздражало. Да, его бабушка очень религиозна, но это не повод для того, чтобы Фред стал подтрунивать над ним. Да, она несколько импульсивно среагировала на замечание Джонсона по поводу того, что религия - это укоренившаяся в народе форма добровольного рабства. Но это не повод задирать нос и подшучивать над родными Эдварда. Да и с чего бы Джонсону считать, что его неверие делает Фреда лучше других людей? Все эти доводы, произнесенные Эдвардом про себя, презрительную ухмылку Фреда не стерли. Похоже, Джонсон выдумывал, как бы остроумнее поиздеваться над своим товарищем.