Андрей Киселев - За спиной у Бога

Проносился мимо Луны, унося свою смерть в глубины космоса. Его нашли потом выгоревшего дотла. Говорили, он боролся до последнего, всеми своими аварийными системами. Но не смог погасить пламя, которое вспыхнуло из-за элементарного коротыша сиракторной проводки. Просто проводки и все. И нет корабля, нет его брата. Он остался один, но со своим родным экипажем. И вот здесь в пределах дальнего космоса на орбите чужой незнакомой планеты. Он проверял все свои системы, в последний раз, понимая, что обратной дороги уже нет. Это его судьба, как и судьба его родной системы. Его родного дома, где он был рожден. Дома, которого уже нет. И есть теперь только он и его спящий в долгом беспробудном сне экипаж. В анабиозе криогенной установки, без снов и видений. Всего несколько человек, спящих там, в его большой ледяной спальне, специальном отсеке. В своих фамильных капсулах-саркофагах. Он знал каждого из них уже много лет, каждого. От своего командира, с которым почти постоянно общался через свои системы связи до судового врача и астробиолога. Знал всех и не мог допустить их смерти. Эта жертвенная преданность, им всем, эта его работа в их общем деле. В деле, для которого они все были рождены и созданы. Пока они еще спали так тихо и безмятежно в этом странном и не совсем понятном ему сне. Но так было нужно, для долгих перелетов.

Так было нужно. Как и ему самому, когда включался автоматически его автопилот. Бессменный постовой службы астрокоррекции полета. Его навигатор и штурман. Эта отдельная зашифрованная автоматическая система управления. Отдельная от него и работающая сама по себе по заданной заранее программе, называемая ласково экипажем корабля почему-то мамой. Это она привела его сюда. Сюда куда он и сам не знал. Привела его сюда, к этой неизведанной загадочной голубой, покрытой густыми облаками планете, пока он сам находился в сонной каталепсии всех своих энергосистем. Зачем и почему? Почему именно сюда? В эту незнакомую ему гавань.

Последнюю его орбитальную стоянку полного одиночества. К этому гигантскому светилу, освещающего его ярким слепящим светом его пошарканный о звездную пыль почерневший от ожогов в царапинах и шрамах стальной корпус.

Беатрис закрыв от боли, свои красивые карие глаза, запрокинула свою русую девичью голову. Подняв обе свои девичьи руки, мокрые еще от влаги в ручейках воды, как и все ее, только что оттаявшее от заморозки тело. Заложила их ладонями за пучок туго стянутых на затылке волос. Она, громко простонала. Судорога потянула больно от длительного криогенного сна ногу. Она принялась ее быстрыми движениями растирать, молча мрщась от боли. Потом с трудом развернувшись, Беатрис, села на край своего только, что открывшегося саркофага. Все давалось пока с трудом. Тело затекло так, что даже введенные автоматически медицинской контрольной системой при пробуждении специальные препараты не очень то помогали. Она посмотрела вокруг, и перед собой. На стены отсека подернутые еще холодом морозильника. На них еще серебрился иней. Было жутко холодно. И как-то не так, как должно было быть. Стоял ели заметный сырой и теплый туман от ее открытой настежь криогенной камеры. Он уже практически рассеялся по всему отсеку. Беатрис прогибая свою оголенную в облегающем телесного цвета тесном с глубокими вырезами купальнике спину, расправила осторожно свои девичьи плечи. Тело, плохо слушалось, затекло, и было почти бесчувственно. Только ноги почему-то, вот так всегда тянуло судорогой. Одну за другой. Она пока не решалась спуститься на пол, а только сидела, растирая все свое залежавшееся затекшее тело вслед за ногами. Все тело тянуло и ломило. Как корабельный врач, она знала все последствия длительной заморозки и такое влияние на человеческий организм. Но сделать ничего было нельзя. Разве, что поставить после пробуждения уколы специальной лекарственной дополнительной инъекции для ускоренного прогрева всех затекших и медленно отходящих от криогенной заморозки мышц. Она, прислушалась к шипению пара вырвавшегося из оттаявшего рядом с ней соседнего саркофага. Затрещали датчики на приборном контроллере, и открылась следующая криогенная камера. После того как с шипением из нее уходила по трубкам назад в резервуары под полом азотная ледяная смесь, оттаявшая прозрачная верхняя створка, скрежеща механизмами, оборвав вмерзшую в край ребра резиновую герметичную прокладку между стыками, с шумом оторвалась. И поднялась вверх над самим саркофагом.

Вертикально вверх к центральному столбообразному приборному устройству, соединенному с камерами в самом изголовье множеством разной величины упакованных в общую стяжку шлангов и проводов, уходящих внутрь самого этого устройства. Окруженного со всех сторон тремя еще запечатанными камерами. Стоящими на высокой от пола литой платформе каждая. Спертый, и горячий внутри одной из них клубящийся кажущийся живым пар вырвался наружу вместе с каплями за край камеры. Ручейками заструился по стеклу поднятого вертикально вверх, вытянутого овального плафона створки. Все окуталось белым туманом. И из этого тумана поднялась вверх следом за створкой человеческая рука.

Жилистая в предплечье и широкая в кисти мужская рука. Она, вырвавшись из пелены белого тумана вверх еще как-то вяло, стояла, также параллельно открытой створке, вертикально, как будто нащупывая растопыренными пальцами свежий в помещении воздух. Беатрис повернув свою на затекшей, как и все ее тело, шее девичью миловидную головку, посмотрела в ту сторону. Все же было как-то все, не так. Что-то не так работало. Соседняя камера с трудом открылась, оборвав герметичный уплотнитель. Холода было больше чем надо. Все смерзлось даже снаружи, что подтверждало ее выводы. Она покачала из стороны в сторону головой, как бы разминая шею. Беатрис посмотрела на корабельные настенные светящиеся цифрами часы напротив ее саркофага. И сверила с теми, что были у нее на руке. Они показывали 15 марта 3017 года 08: 30 по земному временному летоисчислению. Время совпадало, и Беатрис, осторожно ступила на пол, и пошла ели-ели, с трудом передвигая одеревеневшие, пока еще голые ноги по очень гладкому геккерамическому покрытию криогенного отсека. Ступая мягкими подошвами маленьких ступней, аккуратно передвигая их, словно боясь упасть. Этот ее узкий стягивающий женское гибкое и тренированное спортивное молодое тело с вызывающими вырезами цвета тела купальник, казалось теперь, мешал передвижению.

Эта его метопропилленовая искусственная ткань… Она наконец-то дошла до соседнего открывшегося саркофага и оперлась голыми еще в капельках холодной воды руками о край герметичного соединительного ребра камеры. Выставляя вперед трепетную в тяжелом дыхании, стянутую туго купальником девичью полную грудь, и наваливаясь всем телом на тот край, выгнувшись, как кошка в своей спине, она, наклонилась к поднятой руке.