Алексей Калугин - Мир без Солнца

– Вниз, Нестор! – крикнул Кийск.

Все еще сидя на полу, он выхватил пистолет и, почти не целясь, расстрелял двух двойников, первыми оказавшихся в поле зрения.

Леру с трудом протиснулся между краем ведущего в Лабиринт колодца и сдвинутым в сторону металлопластиковым листом.

Когда голова философа скрылась в дыре, Кийск поднялся на колени и выпустил все остававшиеся в обойме пули по приближающимся двойникам.

Отбросив в сторону бесполезный пистолет, он упал на грудь, уперевшись руками в край металлопластикового листа. Подтянув ноги, он сунул их в колодец, пытаясь нащупать ступеньку.

Тяжелый удар в плечо едва не опрокинул его на спину. Секунду спустя Кийск почувствовал жуткую боль, которая, казалось, выворачивала плечевую кость из сустава.

Выкрикнув что-то нечленораздельное, Кийск прыгнул в колодец. На лету он успел ухватиться здоровой рукой за одну из перекладин ведущей вниз лестницы и повис на ней. От боли перед глазами плыли огненные круги.

Качнувшись, Кийск зацепился ногами за перекладину лестницы. Теперь оставалось только собраться с силами и спуститься вниз.

– Вам нужна помощь, Иво, – сказал Леру, помогая Кийску сойти с лестницы.

Кийск ничего не ответил. Здоровой рукой расстегнув висевший на поясе подсумок, он достал три одноразовых пневмошприца: два, помеченных красными полосками, с обезболивающим, и один, маркированный большим зеленым крестом, с соноцидом-25. Сунув два шприца за пояс, Кийск зубами сорвал стерильную упаковку с того, что остался у него в руке. Наклонив голову к правому плечу, он приложил пневмошприц к шее и нажал на пусковую кнопку. Бросив опустевший шприц на пол, Кийск последовательно использовал два других.

Сделав инъекции, Кийск ненадолго прикрыл глаза. Плечо было прострелено навылет. По счастью, пуля не задела костей и крупных сосудов. Ранение было нетяжелым, оставалось только подождать, когда уйдет боль.

Открыв глаза, Кийск первым делом посмотрел вверх.

– Вы думаете, двойники последуют за нами? – угадал его мысль Леру.

– Черт их знает, – со всей откровенностью признался Кийск. – Прежде мне не доводилось встречать двойников в Лабиринте. Но ведь когда-то все происходит впервые. – Развернувшись на месте, Кийск посмотрел на три прохода, берущих начало с первой площадки. – Лучше нам здесь не задерживаться.

Кийск достал из подсумка два круглых пластыря с антисептическим покрытием. Протянув один пластырь Леру, Кийск снял со второго прозрачную полимерную пленку и прилепил пластырь на входное пулевое отверстие.

– И куда мы пойдем? – спросил Леру, приклеивая пластырь Кийску на спину, рядом с лопаткой. – У нас теперь нет проводника, на которого вы рассчитывали.

– Все равно куда, – левая щека Кийска нервно дернулась, чего прежде с ним никогда не случалось. – Можете сами выбрать проход, который вам нравится.

Леру в задумчивости приложил палец к подбородку.

– В старые времена в таких случаях полагалось кинуть монетку.

– У монеты только две стороны, – заметил Кийск.

Философ озадаченно поднял брови – вопрос о том, какой общедоступный предмет можно было бы использовать для решения проблемы выбора между тремя равноценными возможностями, показался ему в высшей степени любопытным.

Кийск подошел к данному вопросу более прагматично.

– Следуйте за мной, Нестор, – сказал он, выбрав наугад средний проход.

Едва Кийск вошел в квадратный ствол прохода, как периметр стен, пола и потолка на метр вперед озарился ярким, неестественно белым светом, который удивительным образом совершенно не слепил глаза.

Сделав пару шагов по проходу, Кийск обернулся.

– Избавьтесь от пистолета, Нестор, – сказал он. – В Лабиринт не следует входить с оружием.

Леру послушно достал из кобуры пистолет. Посмотрев по сторонам и не найдя подходящего места, он положил пистолет на пол у стены, после чего следом за Кийском шагнул в проход.

Кийск шел, осторожно прижимая раненую руку к телу и даже немного припадая при этом на левую ногу, – после введения двойной дозы анальгетика боль в плече унялась, но любое неосторожное движение бередило рану, вызывая новый приступ тупой боли, растекающейся по всей руке, до самых кончиков пальцев.

Идя следом за своим провожатым, Леру видел только его спину и коротко остриженный затылок. Ему хотелось спросить у Кийска, каким образом тот рассчитывал отыскать путь к локусу, но философ никак не мог набраться решимости задать этот, казалось бы, вполне уместный в данной ситуации вопрос. Быть может, виной тому была уверенность Леру, что в ответ Кийск только молча пожмет здоровым плечом. До тех пор пока Кийск молчал, Леру все же мог лелеять надежду, что у его спутника, знакомого с Лабиринтом не понаслышке, имеется некий план действий, который должен в конечном итоге привести их к желанной цели.

Пару раз Леру, не останавливаясь, оборачивался, чтобы посмотреть назад. Если бы двойники следом за ними вошли в центральный проход, это было бы видно по светящемуся периметру, неизменно сопровождавшему любое передвижение по Лабиринту. Однако проход позади был таким же темным, как тот его конец, который звал вперед, в неизвестность, а может быть, и в никуда.

Леру старался не думать о том, где они сейчас находятся. В смысле, не относительно входа в Лабиринт и локуса, а относительно тех пространственных координат, которые могли бы определить их местоположение во Вселенной. Поскольку впереди и позади была только непроглядная тьма, казавшаяся осязаемой желеобразной массой, – липкой, холодной и влажной на ощупь, – не требовалось большого труда, чтобы представить себя выброшенным из жизненного пространства мироздания.

Когда Леру пытался исключительно для себя самого мысленно охарактеризовать то место, где они находились, ему в голову приходили только два слова: Нигде и Никогда. Вся его жизнь до момента прибытия на РХ-183 была лишь сном; то, что случилось с ним после разлома, можно было назвать горячечным бредом. Истинной сутью жизни было только происходящее здесь и сейчас: путь сквозь темноту по запутанным, постоянно меняющим свое взаиморасположение переходам Лабиринта, следом за провожатым, который, не ведая сомнений, сворачивал на развилках то в левую, то в правую сторону, как будто точно знал дорогу. И у каждого, кто вошел в эту жизнь, был свой Лабиринт, ключ к постижению которого кто-то называл Выходом. Правда, те, кто даже и не подозревал о том, что всю свою жизнь движутся по запутанному Лабиринту, сплетенному из реальности, сновидений и фантазий, называли смертью. В принципе, это было одно и то же, но, по сути, абсолютно не имело какого-либо рационального смысла.