Адам Вишневский-Снерг - Оазис (сборник)

Лючия пересматривает пластинки. Она берет их из лежащей на ковре кучи и, время от времени, заинтересованно поглядывает на меня.

— Ты знаешь английский язык? — спрашиваю я ее по-итальянски.

— Не знаю.

Девушка поднимает голову и, всматриваясь в меня, застывает над дисками. Мне кажется, что она вот-вот о чем-то меня спросит. Но на ее губах появляется легкая улыбка. Похоже, Лючия чем-то весьма заинтригована.

— И ты никогда не учила английский?

— Никогда.

Из прихожей доносится голос Софии, которая прощается с группой гостей. Я похожу к двери и закрываю ее на ключ. Лючия следит за моими действиями.

— Антонио, а тебе известно, что у тебя есть двойник?

— Да!? И кто же он такой?

— Посмотри.

Я опускаюсь на ковер рядом с девушкой. Она подает мне цветной конверт, на котором вижу собственную фигуру. На мне тот же самый костюм, что был в тот самый момент, когда на Крыше Мира нас окружила призрачная сцена и толпа экранных поклонников нашей песенки.

Я гляжу прямо в глаза Лючии.

— Не узнаешь?

— Кого?

— Это я.

— Ты?

— А ты что, не знала?

— Откуда твоя фотография на обложках всех этих пластинок?

Она раскладывает перед собой и другие обложки — их много. После разговора с Софией я уже не удивляюсь тому, что именно эти диски были собраны в ее доме. Фотографии представляют группу «То тут, то там» в полном составе. У меня и у Ибрагима в руках гитары.

Лючия в шоке. Ее изумление выглядит совершенно неподдельным. Я смеюсь:

— Но ведь я и есть тот самый поп-певец. Ты что, ничего не слышала про группу Нузан — Кейз — Сухари?

— Нет.

Я включаю проигрыватель и ставлю на него одну из пластинок. В комнате раздаются музыка и пение. Среди других я узнаю и свой собственный голос. Нет никаких сомнений, что это пою именно я, хотя записанный на диске голос настолько чистый, словно бы запись появилась при помощи другого мужчины, одаренного абсолютным слухом, и являющегося моим недостижимым идеалом.

После того приходят мысли, откуда фабрика снов могла знать, что когда-то я мечтал о карьере певца. Понятия не имею, как они все это сделали. Лючия слушает очень внимательно и отрывает взгляд от проигрывателя только тогда, когда музыка замолкает.

— Хорошая песня, — говорит она. — Даже и не знала, что у тебя такой замечательный голос.

Я приближаю губы к ее лицу. Девушка опускает взгляд и отводит мою руку, затем глядит на кучу дисков.

— Почему я этого не знаю? — спрашивает она.

— О чем?

— Что ты певец.

— Все просто. Видимо, тебе еще не довелось встретиться с записями нашей группы. Итальянское телевидение начало рекламировать нас только с начала июня.

Но все равно, чего-то Лючия не понимает. Не поднимая взгляда, она задумчиво гладит мою руку. Но вдруг смотрит прямо в глаза.

— Но ведь я ничего о тебе не знаю.

— Совсем ничего не знаешь?

— Почти.

Я улыбаюсь в ответ.

— А почему тебе кажется, будто бы ты должна знать обо мне больше других?

— Ну, ведь мы… мы…

— Вместе?

Лючия подтверждает движением головы и только через какое-то время еще раз спрашивает:

— Так мы вместе, правда?

— Ну конечно.

Я прижимаю девушку к себе. Она очень серьезная. В ее глазах есть нечто такое, чего до сих пор я не находил ни у одной из женщин. Глаза ее затенены длинными ресницами, и в то же самое время они блестят в сиянии застывшего взрыва. Я вижу эти глаза прямо перед собой. Лючия приближает свои губы к моим и целует меня. Я чувствую движение ресниц на своей щеке, когда девушка закрывает глаза. Одновременно с тем. Она приоткрывает мягкие, горячие губы. Я кладу одну руку ей на колено, а второй расстегиваю ей платье.

Кто-то стучит в дверь. Лючия обнимает мою шею и тянет меня на ковер. Раздеваясь, я замечаю тень людской фигуры, которая подбегает к окну и тут же исчезает. Лючия призрака не видит. Я глажу ее по бедрам, по груди. Я совершенно уверен в том, что необыкновенная девушка, которую я держу в своих объятиях, не слышит бушующего вокруг нас пламени; впрочем, довольно скоро я забываю о нем и сам.

Елена пришла к Софии и уговаривает ее отправиться в бассейн. Мы стоим перед домом, ожидая гипнотизера Лиситано, который задержался в саду, чтобы переговорить с людьми, спрятанными в тени горящих деревьев. Лючия сжимает мою руку.

Сейчас немного светлее, но цвет изменился. Сейчас — вместо подкрашенной фиолетовым белизны — повсюду царит багрянец. В его сиянии белый дом Софии сделался пурпурным. Предметы и люди уже не отбрасывают таких глубоких теней. По моим подсчетам, это утро четырнадцатого июля.

И все время я вижу две частично накладывающиеся одна на другую картины. То видение, которое соответствует обычному пейзажу Сорренто, значительно выразительнее, чем мираж умирающего города; но всех мелочей я не замечаю, скорее всего, потому что все еще ослеплен. В обеих картинах силуэты домов точно накладываются один на другой. Резкими остаются и контуры железных или бетонных колонн. Но весьма часто в постоянных рамах дверных проемов на одних и тех же петлях висят двойные двери: одни из них открыты, а другие закрыты. Внутренние части улиц затуманены. Силуэты деревьев тоже не резкие: в одном изображении дерево стоит вертикально и колышет живыми листьями; в другом — черные скелеты под напором дующего с севера вихря склонились в южную сторону.

Лючия положила мне голову на плечо. По улице движется живописный хоровод. София обменивается с Еленой замечаниями относительно нашей группы, а Лиситано крутится среди гостей, что сидят за столом прямо под голым небом и уговаривает их выпить вина.

Повсюду тихо. Даже не знаю, почему я не слышу треска огня. Я предполагаю, что пожар леса и города продолжался не более пары десятков секунд. Именно столько времени нужно, чтобы до побережья добралось первое, еще робкое, дуновение урагана, которое пророчит смерть в форме страшного удара фронта воздушной волны. Дуновение это — как ребенок пламя спички — за ночь, проведенную в доме Софии, сдуло все пожары и пепел безумствующей радиоактивной преисподней. Вскоре после него придет удар спрессованной волны, движущейся быстрее звука, так что рвущий пространство грохот взрыва в Неаполе доберется до Сорренто только через десяток секунд, к тому самому времени, когда город уже будет сметен с лица земли.

Над восточным горизонтом на черном небе маячит едва заметный кружок солнечного диска. София заявляет, что я рассеянный, и что со мной сложно контактировать. Она спрашивает про Нузана, ей хотелось бы узнать, когда мы с ним познакомились и как легче всего сделать карьеру в сфере популярной музыки. Я отвечаю ей вежливо, но кратко, после чего поворачиваюсь в сторону Неаполитанского залива.