Борис Фрадкин - Пленники пылающей бездны. Повесть

- Не чуди!

- Да вы не думайте, я не боюсь. Мне за Вадима обидно… Я вот боялся, что не успею… - новый приступ кашля опрокинул его на груду одеял и матрацев.

Кусочки льда растаяли, Дектярев отправился за новой порцией. Скорюпина он нашел спящим прямо на полу около синтезатора. Едва утолив жажду, Павел не нашел в себе сил добраться до кабины отдыха.

Андрей поминутно терял сознание. Приходя в себя, говорил короткими торопливыми фразами:

- Я бы быстрее… справился. Глаза прихватило. По дороге понял, что нужно… делать. Как открытие… получилось. Руки не слушались.

В груди у механика булькало, он скрипел зубами от боли. Его обваренное тело оставалось неподвижным, почти мертвым.

- Вы… один, Николай Николаевич?

- Один, Андрюша. Павел спит как убитый. Даже напиться досыта не успел. Позвать его?

- Нет, нет, не нужно! Я вам одному… Хотел бросить подземоходы. С вами побыл… с Валентином Макаровичем. Я бы теперь… на всю жизнь… механиком.

Оправившись от нового затяжного приступа кашля, он помолчал, собираясь с силами.

- В кармане… достаньте… - попросил Андрей.

Дектярев одеревеневшими пальцами расстегнул карман его комбинезона. В руке его оказалась фотография девушки. Он не сразу признал в ней жену Суркова. Девушка была совсем юной, лет семнадцати, в скромном сереньком платьице.

- Что с нею делать, Андрюша?

- Вы не подумайте… плохого… Николай Николаевич. Фотографию… я… на заводе… случайно… Вы отдайте… ей. А Вадим… Вы не рассказывайте… о… Вадиме. Работайте! Рабо… тайте! Теперь… до самой поверхности. А если…

Андрей умер, не закончив фразы. Николай Николаевич остался сидеть в низком помещении агрегатной, обхватив колени руками. Ему было в такой позе гораздо неудобнее, чем в колодце, но он ничего не замечал теперь. Он забыл о мучавшей его жажде, перестал чувствовать нестерпимую ломоту во всем теле. Лицо его окаменело в суровом, почти хищном выражении. В сердце Николая Николаевича погасли последние искры страха. Смерть механика ожесточила его. Что его теперь сможет остановить, ослабить волю?

Так начались семидесятые сутки пути.

Их осталось двое, и подземоход показался им огромным и пустым. Четыре кабины, как этажи покинутого жильцами здания, давили своим безмолвием.

Дектярев и Скорюпин не расставались ни на минуту. Они вместе поднимались к передатчику, вместе спускались к рабочему пульту.

Глубина - четыре тысячи километров. Позади граница четвертой геосферы. Подземоход вторгся в ядро земли. Медленно снижается температура за стенами корабля. Термоизмерители показывают две тысячи семьсот два градуса. Зато стремительно возрастает интенсивность излучения Биронта. Приборы сигнализируют о продолжающемся переохлаждении вещества.

Но в кабинах все остается таким же, как и в первые часы рейса. Спокойно светятся созвездия разноцветных сигнальных лампочек. В четыре ряда горят матовые окошечки приборов. Самописцы вычерчивают на лентах замысловатые кривые - зашифрованные сведения обо всем, что происходит вокруг подземохода.

И Дектярев сидит в привычной позе, слегка ссутулившись и поставив на панель локти. Пальцы его рассеянно вертят электроперо, на обмороженном лбу собрались мелкие складочки. Он размышляет.

Напротив устроился Скорюпин. Юноша облизывает потрескавшиеся губы, прислушивается к бормотанию ученого и, поглядывая на него, не может удержаться от улыбки. С лысины Николая Николаевича лоскутьями слезает кожа, уши распухли и стали огромными, а нос похож на большую спелую сливу.

Николай Николаевич пытается понять причину недавнего наклона подземохода. Нет сомнения, что корабль встряхнуло именно в момент перехода из четвертой геосферы в ядро.

Но почему?

Течение?

Дектярев недоверчиво качает головой. Приборы достаточно чувствительны, чтобы отметить самые незначительные перемещения вещества. Да к тому же если бы вопреки здравому смыслу течение все-таки существовало, корабль качнуло бы еще раз при выходе из него. Однако вторично крена не последовало.

Может быть, «ПВ-313» еще и не вышел из течения? Если так, то остается только ждать.

Уже девятнадцать суток ведет ученый наблюдения за веществом ядра. Электронная счетно-решающая установка не выключается по десять-двенадцать часов. Павел по мере своих сил и способностей помогает Дектяреву. Он работает не очень быстро, но все указания ученого выполняет с удивительной точностью. Одна беда - устает быстро. До чего же вымотал силы этот проклятый колодец. Случается, Павел засыпает во время наблюдений. Николай Николаевич не сердится.

- Спи, спи! - машет он рукой на Павла. - Я пока один справлюсь.

Павел бросается на матрац, постеленный тут же у пульта. Вода, концентраты тоже принесены в кабину, чтобы не тратить силы и время на путь в шесть с половиной метров. А сил маловато. Поднимешься из одной кабины в другую и сразу садишься на пол - занимается дыхание, дрожат от слабости колени.

Сам Дектярев почти не встает из кресла. Он работает с холодной настойчивостью, не щадя себя, работает без излишней торопливости, без признаков нервозности. За своей спиной геолог постоянно ощущает незримое присутствие Биронта и Чуракова. Вместе с ним они всматриваются в приборы, вместе с ним размышляют над результатами расчетов.

Павлу становится не по себе, когда, забывшись, Николай Николаевич разговаривает с Валентином Макаровичем и с Андреем, словно те, живые и зримые, находятся у пульта.

Ученый не помнил, чтобы он еще когда-нибудь в своей жизни трудился с таким подъемом. Он весь ушел в исследования. И во время сна и во время приема пищи голова продолжала работать. Не смущала больше возможность появления новых опасностей, а что они появятся, сомнений не было. Он вырвет у природы ее самые сокровенные тайны и сделает их достоянием человечества.

Многое удалось бы значительно быстрее, будь рядом Валентин Макарович. Часто в своих исследованиях геолог двигался на ощупь, полагаясь лишь на смутные догадки, - все-таки он не был специалистом в атомной механике, а все происходящее сейчас в ядре можно объяснить, только опираясь на сложный математический аппарат теории переохлаждения.

Капля по капле накапливалось подтверждение того, о чем очень несмело догадывался Дектярев еще до рейса «ПВ-313»: подземоход оказался в своеобразном течении, но в таком течении, которое захватывает все ядро. Короче говоря, ядро вращается с иной скоростью, нежели вся остальная масса земного шара.

Потребовалось известное время, чтобы полученный вывод уложился в сознании. Теперь и на долю Дектярева выпало открывать истины, которые противоречили установившимся понятиям.

Продолжающийся рост давления привел к тому, что на границе четвертой геосферы и ядра произошел резкий скачок в увеличении плотности, настолько резкий, что вызвал нарушение контакта, разделение геосфер.