Игорь Росоховатский - Гость. Повесть

Сестра и старик входят в кабинет дежурного врача.

СЕСТРА (явно расстроенная). Больной Синчук не хочет уходить из клиники.

ДЕЖУРНЫЙ ВРАЧ (глядя на Синчука, с привычной участливостью). Вам плохо? ТК не подействовал?

СЕСТРА (не давая Синчуку рта раскрыть). ТК подействовал. Синчук чувствует себя бодро. Но из клиники не уходит. Говорит: «Сначала докажу». А кому и что докажет - неизвестно. Говорит: «Дома дела найдутся, а тут никто не мешает. Успею домой». Сидит на постели и пишет. А в приемной ожидают дочь с внучкой…

Все время, пока сестра говорит, Синчук согласно кивает головой. Особенно энергично подтверждает он кивками ее слова о том, что «дома дела найдутся, а тут никто не мешает».

- Она все правильно доложила. Так я могу идти в палату работать?

Врач пожимает плечами.

Синчук, шаркая шлепанцами, идет по коридору, на ходу доставая из кармана недописанный листок бумаги. В палате подходит к столу и, стоя, сгорбившись, начинает быстро писать.

Сергей Павлович подходит к пульту, расположенному под экраном, быстро вращает ручку настройки. Листок бумаги на экране растет. Уже отчетливо видны математические символы, цифры.

Несколько секунд философ с интересом вглядывается в них, затем говорит удивленно:

- Теорема Ферма?

- Он пытается ее доказать… всего-навсего… - говорит Юрий. - Синчук исходит из какой-то своей теории. Пожалуй, этот человек всю жизнь занимался не своим делом. Из него мог бы получиться большой математик. - Помолчав, он добавляет: - А ведь интегратор мог бы Синчуку понадобиться!

…Карандаш скользит по бумаге. «Шахматный конь» вздыбился, натянул уздечку. От «коня» падает тень в виде цифры 2 - символа раздвоения.

Поговорив с родственниками, сослуживцами и знакомыми профессора химии Полония Евгеньевича Гуца, Юрий и Сергей Павлович решили еще раз побеседовать с самим Полонием Евгеньевичем. К этому времени у них успело сложиться мнение о Гуце. Профессор представлялся им настоящим человеком науки, для которого дело - прежде всего. И в то же время Полоний Евгеньевич любил и умел веселиться, много и с удовольствием путешествовал, был неплохим спортсменом. В самых трудных ситуациях он сохранял чувство юмора.

Они вошли в палату. Полоний Евгеньевич, предупрежденный об их приходе, закрыл книгу и сел на постели, подложив под спину подушку. После нескольких ничего не значащих фраз, Сергей Павлович перешел к главному:

- Нам сказали, что вы не хотели ложиться в больницу, прежде чем не закончите какую-то работу…

Профессор заметно оживился. Его маленькие льдисто-серые глаза, утонувшие в глубоких глазницах под крупным шишковатым лбом, остро заблестели:

- Вам сказали верно, но не все. Мы как раз завершили создание нового вида пластмассы, который очень и очень пригодился бы при хирургических операциях. В частности, из такой пластмассы вышли бы очень и очень неплохие кровеносные сосуды. Для пластмассы пористость и способность к абсорбции - определяющие факторы. А у меня имелись сомнения. Проверить их надо совместно с физиологами. Я уже начал переговоры с Институтом физиологии и очень-очень хотел довести их до конца.

Сергей Павлович согласно кивнул:

- Понимаю вас. Однажды я попал точно в такую ситуацию. Собственно, не однажды, а очень и очень недавно. (Сергей Павлович и не думал передразнивать химика, это у него получилось само собой.) Что поделаешь? Когда приходится отрываться от работы для лечения, всегда найдется дело, которое во что бы то ни стало нужно завершить…

- Кончил дело, болей смело, - ни на кого не глядя произнес Юрий. - Это называется пословица, и я ее где-то читал.

Полоний Евгеньевич счел его слова неудачной шуткой и заставил себя вежливо улыбнуться. Правда, его несколько удивило серьезное лицо Юрия, но спустя мгновение он забыл об этом впечатлении и вернулся к волнующей его теме:

- И не только дело. Вот у меня в прошлом году пропал отпуск…

- Но, насколько я знаю, вы провели его в санатории, - возразил Юрий.

- Именно в санатории. А там не отдыхают, а лечатся. К тому же вдали от моря. Нет, увольте, не по Сеньке шапка! Мне бы палатку, акваланг, камеру для подводной фотоохоты и пустынный берег, которого в наше время не бывает. Думал, в этом году наверстаю…

На мгновение глаза его тускнеют, их почти не видно, но тут же в зрачках снова разгораются задорные искорки. Ученый обращается к Сергею Павловичу:

- Впрочем, вы правы: чтобы завершить все дела, каждому из нас потребовалась бы вечность.

Сергей Павлович заглянул в открытый блокнот Юрия. Там только что появился новый прогноз: «Поспешит в Институт физиологии, возьмет данные, передаст их со своими указаниями в лабораторию. Затем поедет к морю, где проведет последние часы». Рядом - острый птичий профиль, нацелившийся клюнуть невидимое зерно.

- Почти похож, - сказал Сергей Павлович. - И все же чего-то не хватает. Быть может, одного штриха, но очень важного…

На экране - со вкусом обставленная комната в квартире профессора Гуца: кондиционеры, замаскированные книжными полками, множество плафонов, цветы, вьющиеся по стенам, украшенным трофеями фотоохоты.

Полулежа в кресле, удобно вытянув кривые короткие ноги, Полоний Евгеньевич говорит жене:

- Очень и очень прошу, зайди к Тамаре Петровне. Пусть пожалуют сегодня вместе с Вадимом.

Едва дверь за женой закрывается, Полоний Евгеньевич преображается. Он легко вскакивает из кресла и, слегка переваливаясь на кавалерийских ногах, бросается на кухню.

Из стенного шкафа он достает банку с вишневым вареньем, поспешно снимает крышку, хватает столовую ложку, подмигивает себе, жадно ест, измазывая рот и щеки.

За этим занятием его и застает случайно вернувшаяся за косынкой жена. Она всплескивает руками:

- Не зря моя бабушка говорила: старый как малый. Ты забыл о своем диабете? Горе ты мое вишневое…

Полоний Евгеньевич смущен, быстро прячет банку за спину, но она падает на пол. Осколки и темные брызги разлетаются в разные стороны. Теперь профессор вымазан вареньем с головы до пят.

- Ну и что? Ну и что? - нарочито по-детски говорит он, топая ногой, чтобы рассмешить жену и умерить ее негодование. - Это же моя давняя и неудовлетворенная страсть. В детстве за похищенную банку варенья меня строго наказывали. Потом - диабет, запреты врачей. Разве поговорка о запретном плоде устарела? Ну прошу тебя, Машенька, прости. Могу же я хоть когда-нибудь поступать как мне вздумается, не боясь ни родителей, ни диабета?

…Два зрителя смотрят фильм до конца, до последней точки, поставленной в той же больнице. Рука Юрия дорисовывает портрет профессора. От глаз-буравчиков разбегаются по вискам лукавые морщинки… Сергей Павлович одобрительно кивает, но затем спрашивает: