Войчех Швидзиневский - Фантастика и фэнтези польских авторов

Я почувствовал, как он подходит поближе, а потом вновь услыхал его голос:

— Зачем спрашиваешь, браток. Так паршиво еще никогда не было. Только я не обращаю на это внимания. Срать я хотел на Слайпера, потому что и он на меня вечно срал. Вчера я встретил Жопника, и сдохнуть мне на месте, если встречу его завтра. Все время рыгает, а если не рыгает, то срет, — Нолан говорил все быстрее и певучей.

Я прикоснулся к своим глазам. Они болели.

— Перестань, — тихо попросил я. — Никогда ты столько не болтал. Что с тобой, Нолан? Чем ты заболел?

Он сплюнул и прошипел:

— Ты что уже, бля, не помнишь? Уже забыл?

— Что… что это я должен помнить. Тебя помню.

— Помнишь? Ведь я же всегда был болен, Вит. То сифон подхвачу, то чирьи на заднице. Когда подлечилвался, Слайперу вдруг вспоминалась грыжа на яйцах, потом мандавошки, и так оно и шло. Так что мне плевать. Я вечно сдыхаю.

Я быстро отвернул лицо, чтобы он не заметил моего удивления. Он никогда не болел. Никогда. Нолан был громадным будто горилла индейцем, и не существовало никого, кто бы справился с его жилистыми лапищами.

— Нолан, но ведь ты…

— Чего? Ты лучше скажи, братуха, чего это ты весь в кровянке. Кто это тебе так начистил фотографию, Вит?

— Не знаю… Это наверное еще с позавчера. Я убегал от тех людей, что ходят по нашему бару, и, видимо, во что-то вмазался. Только я уже не помню.

Часы пискнули. Прошло следующих полчаса, а с ними и полдень. Внезапно до меня дошло, чего, собственно, я здесь торчу. Здесь, под этой дверью. Будто слепой, потерявшийся человечек.

— То ли нос у тебя сломан, то ли что… У тебя все лицо меняется. Глаза, волосы…. Виталик, что это с тобой происходит? Кровь прямо ручьем течет.

Все так. Я чувствовал себя не так, как всегда. Что-то росло и в моем теле, и в голове. Опять я видел синюю воду, а в ней отдыхали четыре броненосца, поблескивая металлом в закатном солнце. Еще я видел солдат, марширующих среди бухт толстенных канатов, и было так тихо, что до меня доносился стук их сапог. Стук. Стук, стук. Стук, стук, стук.

Один солдат глянул в мою сторону, а я подумал, что если бы они шли чуточку побыстрее, то это звучало бы ну совсем как пишущая машинка. Как тот звук, что всегда слышится из-за его двери.

— Сейчас, — сказал я Нолану. — Сейчас, браток.

— Ты. Ты же не хочешь этого сделать. Зачем оно тебе, — громко задышал тот.

Я нащупал дверную ручку.

— Именно.

Как-то я открыл гостиничную регистрационную книгу и под номером 107 нашел: — Двойной апартамент. Ванная, кухня. Постоянное оборудование: столик, два стула, кресло. Зеркало — разбитое в правом верхнем углу. Из-за частых аварий отопление выключено. Фамилия проживающего — Адриан Слайпер. Живет один. Номер водительских прав…….. Возраст — неизвестен. профессия — Бог.

— Мне всегда хотелось постучаться к Богу. Но я войду без стука. Держись, Нолан.

Не успел он мне что-либо ответить, как я уже повернул ручку.

Дверь приоткрылась.

Люди умеют разделять дела на большие и малые. Кое-кто из них наглеет настолько, что даже может решать, какие из них важнее, а какие — нет. Не знаю, кто их научил этому, но если бы спросил у первого встречного, тот ответил бы, что война — это гораздо более серьезная штука, чем то, каким образом ты держишь пивную кружку.

Поскольку я не обладал такими однозначными возможностями оценки, то часто задаю разные вопросики. Именно тогда меня чаще всего и называют идиотом.

— Вот погляди, — заговорил я с маленьким, заросшим пьянчужкой, который сидел справа от меня. — Неужели ты и вправду можешь спокойно пить свое пиво, зная, что у тебя короткие, толстые пальцы, искривленные ногти, и что все это выглядит еще хуже, когда ты так вот сжимаешь свою кружку? А? Ты и вправду, как будто ничего не случилось, хлещешь свое пиво? Просто так?

Он глянул на меня и сказал:

— Отъебись.

И даже этот чертов багровый палец у него не дрогнул.

Крутой парень, нервно подумал я. Знает, что делает.

— Повтори-ка, — пододвинул я кружку к бармену.

— Бабки.

— Сейчас.

В своих бесчисленных походах по барам я учился писать по-настоящему. Нигде не найдешь таких лиц. Человеческих лиц с глубокими морщинами, переполненных мыслями и жизнью, крикливыми женщинами или же коммивояжерами, убалтывающими тебя купить электростатические презервативы. Если людей и можно разделить, то всего лишь на два вида: мыслителей и комбинаторов. Иногда достаточно одного взгляда, чтобы отделить постоянных посетителей от старых бродяг. Сидишь у бара и смотришь в поцарапанное зеркало, а в нем уже видишь все, что происходит где-то за тобой. это очень важно. Напрямую этого не видишь и сохраняешь некую дистанцию. И можешь писать.

— Ну ладно, — обратился я к мрачному бандюге, сидящему слева. — Если предположить, что я человек, то тебя можно причислить к комбинаторам. Одолжи пятерку.

— Отъебись.

Этот тоже знал, что и как.

— Ты когда-нибудь смотрел «Подворотню 403»? — спросил я у бармена, который до сих пор терпеливо ждал денег. — А может книжки читал?

Тот неуверенно прищурил глаза. У него была лысая, жилистая голова, и он напомнил мне глубоководную рыбу. Особенно, когда открывал рот.

— Ясное дело, — ответил он медленно. — Каждый смотрит. Даже мой сын.

Я знал, что его единственный сын был боксером, и что у него уже начинала ехать крыша.

— Тогда скажи мне еще, какой из персонажей тебе нравится больше всего?

— Зачем это тебе, Босси? Ты же нас никогда об этом не спрашивал.

Я наклонился так, чтобы двое, сидящие рядом, тоже слышали.

— Я дам тебе пятерку и без пива. Только ответь.

— Это же и так ясно. Виталик Стоун. Он всем нравится больше всех. Даже моему сыну.

Я сунул руку в карман, делая вид, будто что-то там выискиваю.

— А что ты знаешь о 107 номере? Кто там живет, что это за тип?

Жилы набухли сильнее.

— Что это с тобой? заболел? Тебя же никогда это не интересовало.

В бар зашла девушка, и хотя я сидел у самых дверей, меня не заметила. У нее было милое личико, переполненное воспоминаниями; простые, добрые мысли, таких не встретишь уже нигде, разве что в дневнике девочки-подростка.

— Ну скажи мне, Эд, — показал я ему сжатую в кулак руку. Номер 107. Скажи.

— Никто не знает, кто там живет, Босси. Вроде бы какой-то писатель или же сумасшедший. — Бармен явно раскочегаривался. — Мой сын утверждает, что это тот самый ключик. то есть, что знаешь эту долбаную гостиницу как собственный дом, а жильцов как свою семью. А вот этого не знаешь. Именно этого и не знаешь. А раз не знаешь, что творится в собственном доме, тебя начинает пожирать такая мысль…

— Это правда, — вмешался мой сосед справа. — Меня это страшно злит. Ну что там? В той комнате?

Девушка уже прошла через весь бар и уселась за пустым столиком. Я видел, как она вынимает из сумочки помаду, а потом забрасывает ногу на ногу. После этого стала подкрашиваться.