Сергей Снегов - Сочинения в 3 томах. Том 2. Диктатор

- И обратимся к народу с сообщением, что вы отвергаете сотрудничество с нами - и потому мы отвергаем сотрудничество с вами, - вызывающе добавил Марквард.

- Это ультиматум? - холодно уточнил Гамов.

- Ультиматум! - бросил ему в лицо вождь оптиматов.

Взрыва ярости, так обычного у Гамова в трудных спорах, все же не произошло. Ярость не была запланирована в программе беседы Гамова с вождями патинов. И хотя приступ бешенства уже подкатывал к горлу, Гамов не дал ему выхода. Он обратился ко мне и Прищепе:

- Помогите, не понимают меня! Говорим как бы на разных языках.

Павел, наверно, был заранее посвящен в сценарий беседы.

- Ваш язык им непонятен, диктатор. Надо найти человека, язык которого был бы уважаемым оптиматам более доступен.

- Отличная мысль! - Гамов повернулся к своей охране. - Старшина Варелла, переведите на свой язык мою просьбу лидеру оптиматов Понсию Маркварду не вскакивать и спокойно участвовать в общей беседе.

Варелла четким шагом, как на параде, пошел на Маркварда и встал перед ним. Тощий Марквард был выше солдата, но от Вареллы, плотного, массивного, шло излучение почти звериной силы. Руки Вареллы сжались в кулаки.

- Садись, не то усажу! - грозно произнес Варелла, и его рука стала медленно подниматься. И в такт вздымающемуся кулаку Понсий Марквард столь же медленно опускался на стул. Несколько секунд Варелла постоял над поникшим лидером оптиматов, потом обернулся к Гамову и доложил: - Все понимает! Каждое слово доходит.

Все это совершалось в мертвом оцепенении зала. Понсий Марквард сидел, морально уничтоженный, Вилькомир Торба изобразил на лице удовлетворение. Людмила Милошевская, гневная, непреклонная, не отрывала пылающих глаз от Гамова. Женщин, я замечал часто, ярость уродует, но эту, ведьминской породы, женщину бешенство украшало. Самая лучшая поза для нее, подумал я с уважением. Взвиться бы сейчас в ступе и дворницкой метлой смести нас всех. Вместо этого естественного поступка она только сказала:

- Диктатор, я стою, как видите. Почему не разговариваете со мной на своем солдатском языке?

Гамов сделал знак Варелле, чтобы тот воротился на свое место.

- Можете стоять, если хотите. Только поза эта смешная, подумайте об этом. И еще вам скажу. Политика доныне область бесполая. И поэтому я спокойно мог бы, как противника в политике, принудить вас к повиновению и на солдатском языке. Но я хочу в бесполую политику ввести женское начало. И начну с того, что не на политическом языке, тем более - не на солдатском, а просто как мужчина женщину попрошу: сядьте, пожалуйста, Людмила Милошевская, и примите участие в дальнейшей беседе - будем решать очень важные вопросы.

Милошевская, не проговорив больше ни слова, уселась на свое место. Торба, ни к кому не обращаясь, но достаточно внятно сказал:

- Что посадили их - хорошо. Но лучше бы выгнали вон.

Гамов гневно повернулся к нему.

- Вилькомир Торба, еще одно выражение в таком духе, и вам придется разговаривать с солдатом, а не со мной.

- Понял. Слушаюсь! - бодро отозвался Торба.

Гамов обвел глазами зал, вглядываясь в каждого.

- В вашей стране смута, - начал он. - Смуты в вашей истории были нередки, но сейчас особенно сильна и особенно опасна. Пока продолжается война, ваши партийные раздоры для наших армий представляют ненужные трудности. Есть много способов обеспечить для нас безопасность в Патине. Самый простой - арестовать всех видных оптиматов и максималистов и ввести комендантское правление. Способ надежный, но не идеальный, можно ждать партизанских нападений. Второй - передать власть в ваши собственные руки - конечно, дружественные нам, а не враждебные. Но вас две партии, и каждая уверяет, что дружественна. Значит, надо сконструировать правительство из двух партий.

- Это невозможно, - твердо заявила Милошевская. Понсий Марквард, еще не отошедший от унижения, молчал. - Мы на это не пойдем!

- Это вполне возможно, и вы на это пойдете, - невозмутимо продолжал Гамов. - В правительстве создадим верховное Ядро над министрами. В Ядре - четыре человека, два максималиста и два оптимата. Максималисты - Вилькомир Торба и человек, которого он подберет себе в помощники. То же и с оптиматами - Понсий Марквард и его помощник. Для оптиматов предписываю единственное ограничение - Милошевская в Ядро не входит.

- Очевидно, для обещанного вами включения в политику женского начала, - иронически заметила Милошевская.

- И вы думаете, что будет плодотворная работа? - с сомнением спросил Торба.

- Не будет работы, - поддержал его обретший голос Марквард.

- Будет, и очень плодотворная! Верховным управляющим вашей страной на все время войны назначаю командующего нашими войсками в Патине генерала Леонида Прищепу, отца присутствующего здесь полковника Павла Прищепы. Он заинтересован, чтобы все важнейшие вопросы народного существования решались единогласно. Четное количество максималистов и оптиматов не даст одной стороне перевеса над другой. Это и будет гарантией полного согласия при решении государственных вопросов.

- Не будет согласия! - одинаково воскликнули Марквард и Торба.

- Оно уже есть. Вы согласно заявляете, что согласия не будет. Значит, может у вас быть единое мнение. Слушайте и запоминайте, будущие дружные правители государства. Вам будут передаваться только вопросы первостепенной важности, ответ на них возможен лишь в двоичном коде - «да» либо «нет». И если вы дружно не ответите «да» либо «нет», военный командующий на площади подвергнет вас порке, как школьников, не усвоивших задания - по десять плеток каждому из четверых. Теперь вы понимаете, Милошевская, почему я не включил вас в правительственную четверку, хотя эта причина и не главная? Порка не означает отстранения от поста. Такого отстранения вообще не будет, чтобы не дать вам легкого пути избежать согласований - членство в Ядре сохранится до конца войны. После публичного наказания за нежелание согласия вам снова поставят тот же вопрос. Если в течение суток, проведенных за охраняемыми дверьми, вы снова не найдете единого решения, вас вторично выведут на площадь и повесят как саботажников, поставивших свои личные маленькие амбиции выше государственных. Вам ясна дальнейшая ваша судьба, непримиримые соперники?

Гамов излагал свою конституцию для Патины очень спокойно, но я предпочел бы увольнение от всех своих прежних должностей, даже арест, положению двух лидеров Патины, выслушавших такой странный приговор. Какую-то минуту все молчали, ошеломленные, - говорю о патинах, а не о нас, - только Марквард прошептал что-то вроде «Неслыханно! Неслыханно!». И он был прав, конечно: Гамов отказался в данном случае от всякой классики правительственной неприкосновенности и свободы мнений. Его конституция для Патины писалась не чернилами, а розгами.