Сергей Снегов - Сочинения в 3 томах. Том 2. Диктатор

- А если не ринемся? - спросил я. - Если удовлетворимся тем, что война замерла без решения в чью-то пользу, как на это надеется Гамов?

- Тогда военные действия начнет Аментола, - ответил Пеано. - И начнет в Клуре. К весне у него там будут такие силы, что он легко пройдет Родер и Ламарию и снова захватит Патину. А из Корины, которую мы сейчас спасли, высадится в Нордаге экспедиционная армия кортезов. Не забывайте, что у нас нет своего океанского флота, а у кортезов он огромен. Но это еще не все. Аментола восстановил поставки вооружения отколовшимся от нас союзникам. Великий Лепинь превращается в первоклассную военную державу. Лона Чудина вы знаете, Семипалов. Он мечтает о владычестве над половиной континента. А его братец Кир Кирун дышит гарью сражений, как мы свежим воздухом. Весной на нас набросятся со всех сторон. Победитель зазнается и успокаивается, побежденные хорошо учатся. Гамов, боюсь, слишком увлечен величием одной нашей победы. Мы должны первые начать военные действия. И не весной, а сейчас. Пока я могу гарантировать известное военное превосходство над врагом и неожиданность, которая так часто помогала нам. Враги наблюдают психологические атаки Гамова и уверены, что мы и не помышляем поднять войска.

Я спросил сразу всех:

- Вы докладывали Гамову о своих оценках положения?

- Только поодиночке - каждый по своему ведомству, - ответил Прищепа. - Он отвергает наши опасения, даже когда соглашается с оценками. Он убежден, что война исчерпала себя, что ныне эффективны только сражения в душах. Меня он уверял, что Аментола склоняется к такому же пониманию, а нагромождают вооружения его генералы, они ничего другого не умеют.

- Значит, поставить вопрос о возобновлении военных действий на Ядре? Вы уверены, что нас поддержат все члены Ядра?

- Нет, Андрей, мы уверены в обратном, - сказал Прищепа. - Пустовойт поддержит Гамова, если тот не согласится с нами. Гонсалес будет за Гамова, потому что он всегда за него, чтобы наш диктатор ни совершил. Вудворт будет против нас, ибо мечтает о замирении со своей бывшей родиной. Штупа израсходовал слишком много средств и потребует отсрочки, чтобы набрать запасов. Исиро склонится к Гамову, потому что привык перед ним преклоняться.

- Невеселая раскладка, - сказал я. - Если Гамов не согласится с нами, то шестеро против четырех. Наше поражение гарантировано.

- Постарайтесь его убедить, - сказал Пеано. - Он считается с вами больше, чем с любым из нас.

- Это естественно, я его заместитель. Но замещать его я могу, лишь пока продолжаю его политику. Он не потерпит заместителя, который не продолжает, а отвергает его. Все должности при Гамове - лишь служебные функции. Подумайте о другом, друзья. До сих пор мы верной стайкой шли за ним. Мы воистину были прочным Ядром, в котором он играл роль одухотворяющего керна. Но если расстроится согласие, то это раскол.

Мы помолчали.

- Хорошо, - сказал я и поправился: - Плохо, а не хорошо. Созываю Ядро и ставлю наш общий доклад о возобновлении военных действий. Докладывать буду я, вы меня поддержите.

Я дал себе два дня на размышление и ничего не сказал Гамову до того, как все заняли свои места за правительственным столом.

Ядро закончилось, как я и предполагал, нашим поражением. Гамов отказался возобновлять военные действия, его поддержали пятеро. Предсказанное мной соотношение шести к четырем означало раскол правительственной верхушки. Гамов перед голосованием произнес очередную блестящую речь. Передам основные его идеи - они показывают, как мыслилось в тот день Гамову ближайшее течение мировой политики.

- Мы дошли до такого момента, когда можно избежать войны, если сами окажемся на достойной нас высоте! - вдохновенно описывал он ближайшие перспективы. - Война уже исчерпала себя, хотя армии лишь ждут приказа, чтобы ринуться друг на друга. Я намеренно употребляю формулу «друг на друга», а не «враг на врага» - и не потому, что таков словесный шаблон, а по той причине, что в этом сочетании она уже не шаблон, а новое явление, ныне определяющее весь ход истории. И если продолжится война, то воевать будут уже не враги, а друзья, ибо мы, еще не заключив мира, уже совершали акции, немыслимые на войне - помогали своим врагам спасать их детей. Появились новые органы, пока не оснащенные формальными атрибутами власти, но уже располагающие властью реальной. Вдумайтесь, друзья, ведь женские Комитеты Помощи и Спасения - организации национальные, но они возглашают международное единство. Они не дадут правительствам двинуть на нас весной свои армии. А вы хотите сами начать военные действия. Вы хотите погубить все то, что мы с таким трудом растим в душах, - сознание абсолютной ненужности войны, а это даже больше, чем уже доказанная нами преступность ее. Нет, друзья, пока вы не лишили меня власти, я не отдам приказа на военное наступление! Это была бы измена себе, нам всем, всем народам мира.

Вот такая речь - яркая, впечатляющая, как и все вдохновенные речи Гамова. Она не убедила ни меня, ни Бара, ни Прищепу, ни Пеано, но остальные проголосовали против нас. Я коротко объявил от имени нашей группы, что мы остаемся при прежних убеждениях, но покоряемся большинству.

Гамов попросил меня остаться, когда все поднялись со своих мест. Он с тревогой смотрел на меня.

- Семипалов, вы ничего не хотите сказать мне дополнительно?

- А чего вы ждете, Гамов?

- Опасаюсь… Политики, не получившие поддержки правительства, подают в отставку.

Я невесело засмеялся.

- Можете этого не опасаться, Гамов. Я ваш ученик - отвергаю классические методы. Добровольно в отставку не подам.

Он повторил то, что уже говорил мне:

- Не представляю себе, как бы мне работалось без вас.

Слишком знойное лето кончилось. Осень пришла естественная, а не метеогенераторного производства - тучи, холод, дожди. Прищепа, раньше спешивший с докладами к Гамову, теперь засиживался у меня. Пеано тоже посещал меня без приглашения. Я с тревогой изучал сводки разведки, ответные действия Пеано. Гамов - это становилось все очевидней - переоценивал свое психологическое наступление. Жена Торкина, оправданная судом присяжных, разъезжала по всей Кортезии, кляла и своего застреленного мужа, и Аментолу, грозила новыми выстрелами. Но Прищепа докладывал, что ни одного солдата не добавилось в охрану президента, который игнорировал угрозы полубезумной женщины. И женские Комитеты, вместо того, чтобы сталкивать правительства, стали терять популярность. Эпидемия водной аллергии была задушена. Нужда отталкивать мужчин и брать на себя государственные заботы у женщин слабела. Женская революция не совершилась.

Зато все очевидней виделось, что после тяжких поражений противники планируют победу. На всех границах воздвигалась такая сила, что, приди она разом в движение, противостоять ей мы не сумеем. И не было больше сомнений, что эта сила ударит не позже весны.