Сергей Снегов - Сочинения в 3 томах. Том 2. Диктатор

- Не возражаю. Итак, дело за мной. Я должен внушить Войтюку, что у нас важный агент в Кортезии. А когда ты выполнишь провокацию с деньгами, Аментола догадается, что таинственный агент, о котором туманно доносил Войтюк, и есть его злой враг Бернулли. Так?

- Примерно. Когда будешь говорить с Войтюком?

- Сегодня. Ты не узнал, встречался ли Ширбай Шар с Войтюком?

- Дважды. Вскоре после приезда, разговор был долгим. И вторично, на другой день после нашего вторжения в Кондук. Ширбай, пренебрегая осторожностью, кинулся к Войтюку, и они на полчаса заперлись. От Войтюка Ширбай направился к Вудворту. Какой там совершился разговор, мы видели на экране.

Павел ушел, и я вызвал Войтюка.

- Садитесь! - Я показал на кресло, сам сел в другое. - Передайте вашим хозяевам благодарность за сто миллионов диданов. Я уже воспользовался частью этой суммы.

- Можно поинтересоваться - для каких надобностей? - Он спрашивал осторожно, но это не маскировало наглости вопроса. Видимо, то был прием - начинать с наглости, авось сойдет, и откроется что-то важное.

- Нельзя. Вы для меня, а не я для вас. Я борюсь с Гамовым для блага Латании, а не против нее.

- А можно спросить о борьбе с диктатором?

- Можно.

- Вам не кажется, что вы проигрываете эту борьбу? Референдум очень укрепил власть Гамова. Мы, - он сделал ударение на «мы» - тонкое, чтобы его не сочли за наглость, и достаточное, чтобы я понял его значение, - вывели вас из зоны неприемлемости для коалиции… В «Декларации о мире» упомянули только Гамова, Гонсалеса, Вудворта… Каждый мог понять - с вами коалиция поведет переговоры… А результат?

- Результат в пользу Гамова. К сожалению, «Декларацию» составляли люди, не сведующие ни в истории, ни в психологии латанов. Ограниченность этих людей равнозначна глупости. Даже многие недоброжелатели Гамова проголосовали за него, он в ореоле лидера сопротивления, защитника чести родины. Я сам проголосовал за него. Что же говорить о других?

- Вы разрешите мне передать эти ваши высказывания? - Войтюк даже не старался скрыть иронии. - Подразумеваю, глупость авторов «Декларации», их невежество в вопросах истории и психологии…

- А для чего я вас вызвал? Передайте и не стесняйтесь в выражениях. Один древний дипломат, человек тонкий, сказал послу вражеской державы: «Ваши пушки внушают ужас, ваша дипломатия - смех!». Это тоже передайте. И не как историческую цитату, а как мои слова.

- Слушаюсь. А если я добавлю, что «Декларация о мире» не облегчила вам путь к власти, а затруднила?

- Вот так и передавайте.

- И что в результате просчетов заокеанских политиков вы отказываетесь от борьбы за власть?

- А вот это - нет! Именно потому, что популярность Гамова так возросла, нужно активней бороться с ним. Он способен своими экстравагантными действиями - он называет их неклассическими - привести Латанию к поражению. Я приведу ее к процветанию.

Войтюк осторожно нащупывал тропку к нужной информации.

- Что, по-вашему, нужно сделать, чтобы подорвать авторитет Гамова? Подразумеваю действия, вредящие лично ему, а не Латании…

- Отвечаю. Нужно, чтобы за океаном точно уяснили себе планы Гамова - те планы, против которых я восстаю.

- Вы считаете, что за океаном не видят этих планов? Либо не способны их понять в силу… скажем, интеллектуальной ограниченности?

- Точная причина! Не поняли стратегии Гамова, и сами способствуют ее успеху. Гамов поворачивает на юг и восток, там государства послабей.

- А зачем ему поворачивать на юг и восток?

- Поглядите на карту. Фронт продвигается в глубь Латании, одну область за другой захватывает противник. Вакселя надо остановить, ибо мы можем потерять всю промышленность центра, а Гамов строит запасные помещения в тылу - принимать эвакуированные заводы. Наши поля затопляются, урожая не собрать. Разве это политика? Гамов скоро завоюет и Торбаш, и Лепинь, и Собрану… Пример - Кондук. Для захвата этой несчастной страны Гамов не побоялся показать, что мы построили воздушный флот - и весь, до последнего исправного водолета, бросил в бой. Я протестовал против авантюры с Кондуком, он отверг мои протесты. Он сказал: Ваксель губит наш урожай, мы конфискуем урожай у его союзников, там огромные продовольственные ресурсы. Но разве это разумная политика? Ввергнуть собственную страну в страдания - и лечить их ценой страданий других народов. Никогда с этим не примирюсь!

Войтюк слушал меня с таким напряжением, что перестал дышать. А во мне нарастало странное состояние. Я честно выполнял свою задачу - снабжал врага информацией, полезной нам, а не ему. Но я не лгал, я обманывал врага тем, что не обманывал его. Я вдруг ощутил, что и вправду, будь я на месте Гамова, принудил бы историю шагать по другой дорожке.

Я помолчал, стараясь разобраться в самом себе - не порчу ли игру? Войтюк заговорил сам:

- Вы считаете, что коалиция сама способствует успеху Гамова?

Я сказал с горечью - и удивился, горечь была актерским ходом, я ее не должен был испытывать, но что-то похожее на горечь испытал:

- А у вас сомнения? Аментола перетянул наших бывших союзников на свою сторону, прихватил и колеблющихся нейтралов. Но ограничился незначительной помощью им. А что получилось на деле? Кондук завоеван, к концу лета мы завоюем Торбаш, Собрану и Лепинь, все ресурсы этих стран, все их продовольственные запасы будут в нашем распоряжении. Тогда всей мощью на запад - и горе Вакселю!

- Вы говорите так, словно поддерживаете Гамова в его политике завоевания соседних стран.

- Нет, я против завоевания стран, изменивших союзу с нами. Они должны поплатиться за измену. Тут я с Гамовым. Но я и против того, чтобы победа достигалась ценой страданий моих соплеменников. Будь я у власти, я бы этого не допустил.

- Но пока допускаете?

Я сделал вид, что впадаю в раздражение.

- Войтюк, вы не понимаете главного: Гамов - диктатор, а Аментола - только президент. Аментола встречает не только критику, но и сопротивление. Гамов не допустит организованного противоборства у себя, но с радостью стимулирует любую оппозицию Аментоле.

- Вы сказали - стимулирует?

- Удивляюсь вашей наивности! Неужели вам не ясно, что такой умный политик, как Гамов, имеет своих агентов в Кортезии? Как-то он намекнул, что один влиятельный политик - тайный его сторонник.

- Он не назвал его фамилии?

- Естественно. А если бы и назвал, я бы вам не сообщил. Будущее темно. Если мне удастся заменить Гамова, этот его приверженец может перейти на службу ко мне.

Я помолчал. Опять заговорил он:

- Простите, вы мне еще?.. В смысле указаний? Или информации?

- Разве вам мало? По-моему, я сказал все, что надо было. И боюсь, даже больше того, что надо. Вы ловкий человек, Войтюк. Временами я забываю, что вы агент наших врагов и, следовательно, мой личный враг, и делюсь с вами, как с другом. У вас природное мастерство задуривать собеседников и развязывать им языки. Идите, Войтюк.