Андрей Дмитрук - Смертеплаватели

Виола.Ну, куда теперь? Можем направо, на Новый Арбат, — там было неплохо в эти годы, весело. Вон ресторан «Арбат», завалимся… А? Или хочешь — прямо пойдём, к набережной, над рекой погуляем? Чего это ты загрустил, заговорила я тебя? Мне ещё когда мужчины говорили, что я слишком серьёзная…

Алексей.Я тебя люблю всякую. А загрустил оттого, что я не воскрешённый ребёнок и не пришлёт ко мне Сфера всамделишного Буратино…

За все двенадцать веков своей жизни она так и не удосужилась здесь побывать, хоть и любила Поэта, и преклонялась перед ним.

«Приветствую тебя, пустынный уголок, приют спокойствия, трудов и вдохновенья…» Сеть воскрешений пока не коснулась этого тихого края, с его русской мягкостью холмов и речных изгибов. Зато ещё лет с тысячу назад здесь мощно поработал Восстановитель Событий, наметив задачи для роботов-строителей. Распылив музейный домишко, и отдалённо не схожий с давно погибшим барским домом, — усагры (универсальные строительные агрегаты) до мелочей восстановили былую усадьбу. Старинный же парк, бережно хранимый властями, в воспроизведении не нуждался. Его лишь наблюдали, следя, чтобы липы и ели, дряхлея, исправно сменялись своими потомками. За века много рухнуло и было дематериализовано деревьев, но аллеи цвели и шумели, как встарь. Дожило имение до эры Общего Дела, и вот теперь гуляла тут и размышляла всласть Наиля Шекирова, жена Рагнара Даниельсена, один из координаторов величайшего в истории проекта.

Перед тем Наиля несколько недель занималась иным: с помощью фантомного восстановления бродила по эпохе Поэта. Прошлась подробно, от благородно-строгой залы Лицея до бальных паркетов в Аничковом дворце, от Москвы до Кишинёва, от Гурзуфа до Каменки. Все главные события его жгучей жизни внимательно просмотрела, вплоть до злосчастного, в живот, выстрела и мучительной смерти в квартире на Мойке. Готовилась…

По мере того, как росла сеть воскрешений, Сфера в определённом смысле привыкала работать по шаблону. Личности, давно ушедшие, оставили свои следы в рое первичных вихрей, наполняющих Вселенную. Так самолёт, промчавшись сквозь тучу, заставляет ещё долго плясать и клубиться капельки в своём шлейфе; и если обладать особой зоркостью, в движениях возбуждённых частиц облака можно прочесть размеры, форму, скорость, нагрев и другие сведения о самолёте… Сфера обладала нужной зоркостью, чтобы выйти на жизненную трассу того или иного лица. Вот дальние отголоски его действий и жестов; ещё шаг, и нащупываются первые следы биохимического состава… Но намного легче бывало искать машине, если ей заранее подсказывали приметы искомого. Это и делали те, кто уже воскрес — вспоминали; и облик людей, которых вспомнили близкие, из памяти последних впитывала Сфера.

Труднее бывало машине-миродержице, когда одного и того же человека вспоминали по-разному.

… Сухим, солнечным был этот день макушки осени. Стоя на гребне холма в своём плотном облике, всей грудью вдыхала Наиля воздух, настоянный на вянущем листе, травах и сосновой хвое. Такой, должно быть, в октябре видел округу и он : синяя с серебринкой, в чешуе ряби Сороть меж заливных лугов; громады облаков, опрокинутые в тихом озере; тёмные мысы бора. Только трава на лугах ещё совсем зелена, теплее стало за полтора тысячелетия…Если спуститься вниз, можно выйти на дорогу мимо озера Маленец; просёлок этот и ныне топчут, не дают ему зарасти люди, влюблённые в Поэта.

Не сворачивая с этой дороги, дойдёшь до монастыря. Там перед собором стоит, как и давным-давно, малый обелиск, опираясь на арку; под ней высечены из камня урна и покрывающая её ткань. Однако под памятником нет ничего.

2020-е, агония терроризма, гнусной смеси из низких страстей и циничного расчёта; последние попытки помешать новому, навеки, объединению Русского Мира. Кучка нелюдей от имени некоего малого народа, входящего в ткань Руси, вздумала побольнее ранить большую Родину. Удар краденой ракетой по заповеднику, одному из наших духовных сокровищ… Что говорить! Храм и надгробие удалось восстановить, прах Поэта утрачен…

По левую руку оставив на взгорье усадьбу, гнездо служб и сараюшек вокруг скромного, одноэтажного барского дома, Наиля спустилась к реке. Вот он, бегущий по лугу битый путь, окаймлённый пыльным подорожником, бурой крапивой! Чуть дальше подступили к обочине крылатые сосны; почти безветрен день — но шевеление, шёпот в их кронах.

…Если сравнительно проста, дюжинна была личность, то и работы Сфере хватало ненадолго. Чтобы «навести на резкость», ухватить суть воскрешаемого, машине доставало внешнего облика. Зато особы неординарные подчас ставили мировой мозг в тупик.

Когда речь пошла о заселении Аурентины мастерами из всех эпох, Сфера пошла прямым, как луч света, курсом: от произведений — к создателю. На уровне вихрей, кирпичиков сущего, связь между мазком на полотне и рукой, нанёсшей этот мазок, или между математической теоремой и мозгом, её построившим, была однозначной. Но не раз споткнулся гравипьютер, встретившись с задачей воскрешения субъекта, чья плоть отсутствовала, а душевное наследие было запутанным и противоречивым. Как правило, подобная личность была грандиозна, однако дела её вызывали суждения подчас полярные. Попробуй-ка, например, из чудовищной массы информации, витающей вокруг поля боя с тысячами павших, вычленить одинокий образ полководца, затеявшего битву! Тем более, когда одна сторона славит храброго победителя и восторгается его военным гением, а другая клянёт кровожадного стервятника, подлой хитростью одолевшего героев-солдат… А сильный, яркий правитель государства? Для одних подданных, или их потомков, тиран, для других — отец народа; те помнят его уродливым бесом, эти величавым архангелом…а если, снова-таки, ни могилы, ни микрограмма телесного вещества? Куда прикажете запускать щуп Сфере, чем в поиске руководствоваться?…

Увы, Поэт, хоть и не полководец, не политик, — был почти неуловим. Мёртвые портреты, даже прижизненные, с натуры, давали мало. Фантомные сеансы восстановления… да там половину домысливал гравипьютер! Наиля недавно сама убедилась, сколь шустрая курчавая кукла во фраке или в халате, пляшущая на балу либо уединённая с гусиным пером над рукописью, далека от ускользающе сложного и сверхчеловечески живого облика Поэта! Ну, а воспоминания современников… тут вообще заблудишься.

Если верить словам восторженной барыни-описательницы, он был светел насквозь; смеялся громко и заразительно, блестя белейшими зубами-перлами, наследием эфиопских предков. «Горячая голова, добрейшее сердце» — слова жены Поэта… Но свидетельствует близкий друг: однажды за обедом в компании, во время общего лёгкого разговора, Поэт вдруг наклоняется к нему, другу, и требует передать обидчику, что дуэли он хочет на самых жестоких условиях: «Чем кровавее, тем лучше!» Нутряным африканским огнём сверкнули тогда голубые глаза. («Скрежещет зубами и принимает своё всегдашнее выражение тигра», независимо вторит врагиня, светская сплетница.) «После этого он продолжал шутить и разговаривать, как ни в чём не бывало», пишет вконец ошарашенный друг…