Олаф Стэплдон - Сириус

Именно эти черты порабощали и мучили Сириуса — как, впрочем, и остальных поклонников, от Кони до меня самого. Одна черта Плакси в особенности наводила на мысль о бессознательном ее протесте против Сириуса, и эту черту она проявляла особенно ярко, когда бывала с ним в ссоре. Я говорю об особой деликатности и точности движения рук, как в работе, так и в жестикуляции. Казалось, самая ее душа сосредоточилась в руках и, отчасти, — в глазах. Эта элегантная «рукастость» была в ней много заметнее «кошачьести». Глядя на нее, я вспоминал выразительные жесты танцовщиц с Явы. Такое смешение человеческого и «парачеловеческого» делало ее похожей не на кошку — на фею. Она и была одновременно кошкой, фавном, дриадой, эльфом, ведьмой.

Это описание в полной мере относится к молодой Плакси тех времен, когда я с ней познакомился. В детстве ее странное очарование, без сомнения, только намечалось. Но уже в пятнадцать-шестнадцать лет в ней проявилась «почти нечеловеческая грация», властно притягивавшая молодых самцов ее вида.

Как раз в это время, когда Плакси исполнилось шестнадцать, Элизабет намекнула Томасу, что пора отправить девочку в пансион. Другие дети уезжали куда раньше. Плакси позволили задержаться в основном ради того, чтобы не лишать Сириуса интеллигентного общества.

— Но теперь, — говорила Элизабет, — она слишком к нему привязалась. Так она не вырастет нормальной. Она в этих безлюдных местах — как в монастыре. Девочке нужно больше общаться с себе подобными.

Томас, честно говоря, вовсе не собирался посылать Плакси в пансион — отчасти из-за Сириуса, но еще и потому, что, судя по трем старшим детям, школа сильно мертвила детские души.

— Как в монастыре! — воскликнул он. — А что ты скажешь про тот проклятый монастырский пансион, где училась Тамси?

Элизабет признала, что с Тамси вышло неудачно, и добавила:

— Так или иначе, Плакси можно бы отправить в более современное заведение, желательно с совместным обучением. Она слишком мало общается с мальчиками.

Удивительно — а может Быть, вовсе не удивительно — что родители, разделявшие современные взгляды и поддерживавшие дружеские отношения с детьми, пребывали в полном неведении относительно детских влюбленностей. Они едва ли догадывались, что такое случается!

Я склонен подозревать, что у Томаса была еще одна причина возражать против отъезда Плакси — причина, в которой он вряд ли сам себе признавался. Я могу ошибаться, но несколько раз я видел отца вместе с дочерью и чувствовал, что в его отстраненном и подчеркнуто «научном» любопытстве к ее делам кроется очень сильное чувство. И подозреваю, что Томас не представлял выходных в Гарте без Плакси. Дочь, со своей стороны, всегда была несколько холодна с отцом, хотя и держалась дружески. Она иногда подсмеивалась над его манерами, например над привычкой выпячивать в задумчивости губы. Страсть Томаса к науке ей не предалась, однако на критиков отцовских работ Плакси нападала с удивительным пылом. Поэтому, да еще в свете дальнейших событий, я рискну предположить, что подавленная страсть Томаса была взаимной. Однако много лет спустя, когда мы с Плакси уже поженились и вместе обдумывали эту биографию Сириуса, она высмеяла мои догадки о потаенных чувствах, уверяя, будто я, как многие психологи «всюду ищу родительский комплекс».

Но я пишу о Сириусе, а не о Плакси. И не стал бы упоминать о сложных отношениях с Томасом, если бы не чувствовал, что они бросают свет на ее необычайно глубокие, хотя и противоречивые чувства к Сириусу — к Сириусу, который был венцом трудов и зеницей ока Томаса.

Как бы то ни было, Томаса не просто было уговорить на отъезд Плакси в пансион. Наконец он согласился в принципе, и родители вместе стали подыскивать подходящую школу, но теперь у него находились веские возражения против каждого варианта. В конце концов Томас примирился на одном достаточно современном учебном заведении с совместным обучением, которое очень удачно располагалось рядом с Кембриджем.

Естественно, все это обсуждалось и с самой Плакси, которая нелегко смирилась с перспективой, как она выразилась, «попасть с тюрьму». Ее пугала столь резкая перемена в жизни. И еще ей пришла в голову мысль: «Как же без меня Сириус?»

Словно отвечая на незаданный вопрос, мать сказала ей:

— Мы решил, что Сириусу тоже пора покинуть дом. Он приступит к обучению на овчарку.

Примирившись наконец с отъездом, Плакси ощутила странное нетерпение. Проследив его истоки, она поняла, что ей не терпится стать нормальной девочкой среди других девочек и мальчиков. По-видимому, ее уже тогда мучил серьезный внутренний конфликт относительно Сириуса.

С Сириусом о надвигающихся переменах заговорил Томас. Он начал с того, что Сириусу пора перейти к деятельности вне дома.

— Я, конечно, прекрасно сознаю, что не вправе поступать с тобой, как с обычной собакой, и что ты вправе сам устраивать свое будущее, но ты еще молод. По физическому и умственному развитию ты ровесник Плакси — лет шестнадцати. Так что тебе не помешает совет старших. У меня, естественно, есть свои идеи относительно твоего будущего. Ты не глупее большинства человеческих подростков и наделен особыми преимуществами. Я наметил для тебя карьеру зоопсихолога и вижу тебя работающим в моей группе в Кембридже. Но тебе еще рано выходить в свет. Тебе это сильно повредит, да и соответствующей подготовки ты пока не получил, и, конечно, не созрел умственно. Я полагаю, самое подходящее для тебя пока — работа пастушеской собаки на полный день — приблизительно на годичный срок. Я представлю тебя как самый удачный образчик моих «суперовчарок». Думаю, что сумею устроить тебя к Пату, который будет достойно с тобой обращаться. Конечно, работа нелегкая, однако тебе она пойдет на пользу. Это будет интересный опыт, который пригодится в будущем. Ни в коем случае не показывай, что умеешь говорить — впрочем, в этой игре ты уже напрактиковался. Боюсь, что временами работа покажется тебе ужасно скучной, но таково большинство работ. Интеллектуальные интересы тебе придется удовлетворять самостоятельно. Возможности читать не будет, зато ты сможешь вести любопытные наблюдения за поведением людей и животных.

Сириус внимательно выслушал эту длинную тираду, понимаясь с Томасом к гребню Мойлйниона. Наконец он заговорил, выговаривая слова медленно и отчетливо, потому что Томас меньше других практиковался в понимании его речи.

— Да, — сказал он, — я готов попробовать. Как ты думаешь, мне позволят часто бывать дома?

— О, да, — совсем другим тоном отозвался Томас. — Ты, наверно, еще не слышал, что Плакси уезжает в пансион. Я предупрежу Пага, что вся семья будет скучать, если он не отпустит тебя к нам на выходные, потому что ты теперь, когда Гелерт умер, единственный наш пес. Паг все устроит, не сомневайся. Боюсь, что вы с Плакси поначалу будете очень тосковать друг без друга, — добавил Томас. — Но вам обоим придется привыкать. Так или иначе, в будущем вам пришлось бы разлучиться, так что учитесь жить самостоятельно уже сейчас.