Джек Вэнс - Кларджес

«Извольте полюбоваться, — язвительно произнес Каддиган, — на историю наших побед и поражений, выставленную на всеобщее обозрение. Наша биография, сублимат нашей жизни. Иногда мне кажется, что я предпочел бы остаться гларком. Лучше прожить короткую, но беззаботную жизнь». Тон его голоса изменился: «Что ж, вы здесь. Расскажите, в чем заключается ваша проблема».

«Надеюсь, вы умеете хранить тайну?» — спросил Кудеяр.

Каддиган покачал головой: «Я не скрытный человек. Конечно, мне было бы полезно уметь держать язык за зубами, но у меня это не получается».

«По меньшей мере, вы не станете разглашать сущность нашего разговора?»

«Честно говоря, — сказал Каддиган, — не могу ничего гарантировать. Прошу меня извинить, если я произвожу впечатление непокладистого невежи, но будет лучше, если между нами не будет никаких недоразумений».

Кудеяр кивнул. Его такое положение вещей вполне устраивало, так как на самом деле никакой проблемы у него не было: «В таком случае мне придется остаться при своем мнении».

Каддиган тоже кивнул: «Мудрое решение, во всех отношениях. Хотя угадать, в чем состоит ваша проблема, совсем не трудно».

«Я не поспеваю за вашими выводами, Каддиган», — заметил Кудеяр.

«Прекрасно — меня такое положение вещей вполне устраивает. Желаете ли вы, чтобы я сформулировал вашу так называемую «проблему»?»

«Попробуйте».

«Очевидно, что вас беспокоит Базиль Тинкуп. От кого еще, по-вашему, мне следовало бы хранить в тайне то, что вы хотели сообщить? А теперь — по поводу какой проблемы вы не можете обратиться непосредственно к Базилю? Какая проблема, касающаяся Базиля, может быть решена ни в коем случае не Базилем, а кем-то другим, кто хорошо знает Базиля? Вы — человек с амбициями и даже, пожалуй, способный безжалостно расправиться с теми, кто стоит на вашем пути».

«В наши дни все безжалостны», — отозвался Кудеяр. Каддиган пропустил эти слова мимо ушей.

«Надо полагать, вы спрашиваете себя: как тесно вам следует сотрудничать с Базилем? Поднимется ли он или сорвется? Вы готовы подниматься вместе с ним, но не желаете, чтобы из-за него пострадала ваша репутация. Вы хотите, чтобы я оценил дальнейшие перспективы подъема Базиля Тинкупа. Выслушав мое мнение, вы сами сделаете окончательный вывод, потому что знаете, что я представляю направление психиатрии, не совпадающее с энергичным прагматизмом Базиля. Тем не менее, вы считаете меня достаточно честным и наблюдательным специалистом, который сможет справедливо оценить шансы Базиля Тинкупа на быстрый подъем. Не так ли?»

Кудеяр с улыбкой покачал головой.

Рот Каддигана иронически покривился — больше обычного: «А теперь, когда мы покончили с условностями, могу ли я предложить вам чашку чая?»

«Разумеется, благодарю вас, — Кудеяр осторожно присел на стеклянный стул и откинулся на его прямую спинку. — Каддиган, совершенно очевидно, что вы меня недолюбливаете или, по крайней мере, предубеждены против меня. Почему?»

«Нельзя сказать, что я вас недолюбливаю, это не так, — Каддиган говорил с педантичной отчетливостью. — «Предубеждение» — более приемлемый, хотя и не совсем точный термин. Я не думаю, что вы на самом деле хотите заниматься психиатрией. Я думаю, что научные исследования и расширение сферы человеческих знаний вас нисколько не интересуют, что вы рассматриваете карьеру психиатра как направление, в котором вам будет проще всего набирать баллы и делать карьеру. Уверяю вас, — самым сухим тоном прибавил Каддиган, — это не так просто, как вы себе представляете».

«Каким образом Базилю удалось так быстро стать дебютантом?»

«Ему повезло».

Кудеяр притворился, что размышляет над этим ответом.

Через некоторое время Каддиган сказал: «Позвольте намекнуть на одно обстоятельство, которое, насколько я понимаю, ускользает от вашего внимания».

«Я вас слушаю».

«Базиль умеет пускать пыль в глаза. Нынче он излучает жизнерадостность и оптимизм. Но вам полезно было бы знать, каким он был раньше, пока не проник в филу дебютантов. Он изнывал от меланхолии, не находил себе места — вел себя почти так же, как наши пациенты».

«Я не имел представления о том, что его состояние было настолько тяжелым».

«Одно можно сказать в пользу Базиля: он искренне стремится к тому, чтобы этот мир стал лучше». Каддиган бросил на Кудеяра пронзительный взгляд: «Ему удалось выписать девять пациентов — что, в общем и в целом, совсем неплохо. Но он убежден в том, что, если его подход позволил помочь девяти кататоникам, то гораздо более интенсивное применение тех же методов позволит ему исцелить девятьсот пациентов. Он ведет себя, как имбецил с перечницей, считающий, что, так как добавление щепотки перца делает суп вкуснее, следует высыпать в миску все содержимое перечницы».

«Так что вы не считаете, что Базиль далеко продвинется?»

«Все возможно, нельзя исключать такую вероятность».

«И в чем заключается та эффективная терапия, на которую он намекает в последнее время?»

Каддиган пожал плечами: «В том, чтобы опорожнить в суп всю перечницу».

В гостиную зашла Пладж, позвякивая дюжиной бронзовых браслетов на щиколотках и еще дюжиной браслетов на руках. Она надела сари из красного батика, пестрящего золотистыми, черными и коричневыми узорами, а также пару абсурдных красных сандалий, инкрустированных зелеными стеклянными шариками.

«Я думал, — сухо прокомментировал Каддиган, — что ты ушла заниматься архитектурной тектоникой… Или калейдохроматикой?»

«Калейдохроматикой. Но у меня возникла чудесная идея, и мне пришлось переодеться, чтобы попробовать ее на себе».

«Капризная игра воображения не способствует крутому подъему», — заметил психиатр.

«А, подъем! Брехня и чушь собачья».

«Ты запоешь другую песню, когда я стану дебютантом, а потом и аспирантом».

Пладж подняла глаза к потолку: «Иногда я сожалею о том, что меня сделали дебютанткой. Кто хочет быть амарантом?»

«Я!» — ухмыльнулся Кудеяр. Ему нравилась Пладж — и его забавляло раздражение заметившего это обстоятельство Каддигана.

«Я тоже хочу стать амарантом, — серьезно обратился к жене психиатр. — И ты тоже. Зачем говорить глупости только для того, чтобы поддержать разговор?»

«Зачем называть глупостями здравый смысл? В старину все боялись смерти…»

«Пладж!» — строго оборвал ее Каддиган, бросив опасливый взгляд на Кудеяра.

Пладж повертела в воздухе звенящими бронзой руками: «Не притворяйся блюстителем нравов! Все мы смертны — кроме амарантов».

«Об этом не принято рассуждать при людях».

«Не понимаю, почему. Я предпочла бы называть вещи своими именами».

«Пусть мое присутствие вас не смущает, — заявил Кудеяр. — При мне вы можете говорить о чем угодно и как угодно».